За неделю до продажи квартиры свекор сказал мне: «Пока сына нет, возьми молоток и разбей плитку за унитазом в ванной…

Про его издевательский смех, когда она пригрозила ему банком. Николай слушал молча. Он сидел напротив, сцепив на столе свои большие, рабочие руки.

Его лицо было как маска, высеченная из камня. Ни один мускул не дрогнул. Он не перебивал, не задавал вопросов, не ахал и не охал.

Он просто слушал. И в этом его молчании было больше сочувствия, чем в сотне утешительных слов. Он не был удивлён.

Вот что было самым страшным и одновременно самым важным. Он как будто знал, что всё так и будет. Когда она закончила, обессилев, в кухне повисла тишина, нарушаемая только свистом закипающего чайника.

Николай встал, выключил газ. Разлил кипяток по чашкам. Поставил одну перед Анной.

«Яблоко от яблони», сказал он наконец, глядя куда-то в стену. Голос его был хриплым. «Я всё ждал, когда гниль проступит наружу.

И вот, дождался. Он сел обратно. Я давно за ним наблюдаю, Анна.

С тех пор, как не стало Елены. Он менялся. Становился жёстче, жаднее.

Глаза стали другими. Пустыми. Я видел, как он смотрит на тебя.

Не как на жену. Как на… ресурс. Как на ступеньку.

Но я не думал, что он пойдёт так далеко. Что втянет в это твою сестру?» Он замолчал, провёл рукой по лицу. Потом его взгляд остановился на фотографии Елены на стене.

Он смотрел на неё долго, мучительно. «Ты думаешь, почему я тебе помог? Почему пришёл с этим молотком?» Спросил он, не глядя на неё. «Думаешь, из доброты душевной? Или потому что ты мне как дочь? Это все так.

Но есть и другая причина. Главная. Он снова посмотрел на фотографию жены.

«30 лет назад, Анна, я был таким же, как он», — сказал он тихо, и каждое слово давалось ему с видимым трудом. «Таким же дерьмом. Я работал на заводе.

Считал, что меня не ценят. Что жизнь проходит мимо. Что я заслуживаю большего?» Он сделал паузу, собираясь с мыслями.

«У меня была другая женщина. Там же, на заводе. Я думал, это любовь.

Настоящая. А Елена, она стала привычкой. Бытом.

И я решил всё изменить. Решил сбежать. Начать новую жизнь».

Анна слушала, затаив дыхание. Она видела перед собой не сурового старика, а другого человека, молодого, полного тех же амбиций, которые сгубили её собственную жизнь. «Я тайком откладывал деньги», — продолжал Николай.

«Завёл сберегательную книжку на другое имя. А потом, потом я решил продать дачу. Нашу дачу, которую мы с Еленой строили своими руками.

Её родители помогли с землёй. Это было её место силы. Я дал объявление в газету.

Нашёл покупателя. Уже обо всём договорился. Собирался забрать деньги и уехать.

Ничего ей не сказав. Он горько усмехнулся. Но она узнала.

Не знаю как. Может увидела сберегательную книжку, которую я плохо спрятал. Может, услышала разговор по телефону.

Она не устроила скандал. Не закричала. Она просто вечером села напротив меня, вот как я сейчас сижу, и положила на стол ту самую сберегательную книжку.

И посмотрела на меня. Я никогда не забуду этот взгляд, Анна. Никогда.

В нём не было ненависти. Только разочарование. Такое глубокое, что мне захотелось провалиться сквозь землю.

Он замолчал. Тишина в кухне давила. Она остановила меня.

Продажа сорвалась. Та женщина исчезла из моей жизни. Мы остались вместе.

Ради Алексея. Мы прожили ещё 20 с лишним лет. Но это была уже не жизнь.

Мы стали чужими людьми, живущими в одной квартире. Брак умер в тот вечер. А я всю оставшуюся жизнь прожил с этим стыдом.

Он никуда не делся. Он всё ещё здесь. Он постучал кулаком себе в грудь.

Мой сын — это моё наказание. Он видел наш холод. Он вырос в доме, где не было любви, только привычка и молчаливый укор.

Я не научил его быть мужчиной. Быть человеком. И он стал моей точной копией.

Только хуже. Он пошёл дальше. Он не просто хочет сбежать.

Он хочет уничтожить тебя, растоптать, чтобы почувствовать себя победителем. Он наконец посмотрел ей прямо в глаза. В его взгляде была бездна боли и вины.

Я помогаю тебе, Анна, не из одной только симпатии. Я пытаюсь искупить то, что сделал 30 лет назад. Я пытаюсь остановить его.

Остановить себя в нём. Я не смог спасти свой брак. Но может быть, я смогу спасти тебя от последствий моего греха.

Признание Николая оглушило Анну. Она сидела на старой кухонной табуретке и смотрела на этого сломленного, постаревшего человека, и впервые видела в нём не просто отца своего мужа, а человека с собственной трагедией. Его история, страшная и уродливая, парадоксальным образом дала ей силы.

Она была не одна. Он, её единственный союзник, понимал природу этого зла не понаслышке. Он сам когда-то был этим злом.

Тишина на кухне стала другой. Не давящей, а какой-то общей, разделённой на двоих. Чашки с остывшим чаем стояли на столе, как немые свидетели их ночного разговора.

Но что теперь делать? Голос Анны был тихим, почти беззвучным. У меня осталось меньше двух дней. У него на руках доверенность.

У меня на руках ничего. Только эта бумажка с нулем. Она кивнула на банковскую выписку.

Николай долго молчал, глядя на выцветшую клеёнку на столе. Казалось, он напряжённо что-то вспоминал. Его брови сошлись на переносице.

Глубокие морщины стали ещё глубже. «Подожди», — сказал он вдруг. «Подожди, квартира.

Как вы её оформляли?» Анна не поняла вопроса. «Как обычно. Договор купли-продажи.

На нас двоих, в равных долях. Нет, я не об этом. Кто был первым владельцем? Это ведь не вы её покупали с нуля.

Это был подарок моих родителей на свадьбу. Они купили её для меня ещё до того, как я встретила Алексея. А потом, когда мы поженились, мы переоформили её на нас двоих.

Мама тогда настояла. Сказала, семья должна всё делить поровну. Николай вдруг резко поднял голову.

В его выцветших глазах блеснул огонёк. «Подарок. Точно.

Я вспомнил. Мы были тогда у нотариуса, все вместе. Твои родители, ты, Алексей, я с Еленой.

И юрист твоих родителей, такой седой, в очках». Он тогда что-то говорил про особые условия. Про то, что раз квартира изначально была подарком тебе, то в договоре нужно прописать специальный пункт.

Что-то о том, что при продаже требуется личное согласие обоих. Именно личное. Анна пыталась вспомнить.

Пятнадцать лет назад. Свадьба, суета, эйфория. Она смутно помнила того юриста, друга её отца.

Он действительно что-то долго объяснял, они подписывали кучу бумаг. Она тогда не вникала. Она доверяла родителям, доверяла Алексею.

«Думаете, доверенность может не сработать?» Что он делал на этом акцент? Он говорил твоему отцу, так будет надёжнее. Чтобы никто не мог принять решение за другого. Где у тебя оригиналы документов на квартиру? Дома.

В моём личном сейфе. Алексей не знает кода. Надежда.

Тонкий, робкий лучик надежды пробился сквозь мрак отчаяния. Это было что-то. Шанс.

Призрачный, но шанс. Едем, сказал Николай, решительно поднимаясь из-за стола. Нельзя терять ни минуты.

Они снова ехали через ночной город, но теперь это была не бесцельная гонка отчаяния, а поездка с конкретной целью. Анна вела машину. Крепко вцепившись в руль.

Николай сидел рядом, молчаливый и сосредоточенный. Они вошли в её квартиру, которая теперь казалась враждебной территорией. Анна быстро прошла в кабинет, который служил ей и рабочей зоной…