* Я решила проверить своего мужа и сказала: «Дорогой, меня уволили!»…

На работе я была рассеянной, не могла сосредоточиться на задачах, постоянно возвращалась мыслями к предстоящему судебному разбирательству, к возможной реакции Антона на мои действия. Что он предпримет дальше? Как будет бороться? На что готов пойти, чтобы получить то, что хочет? В обеденный перерыв мне позвонила Ольга Игоревна. «Елена, у меня новости», — сказала она без предисловий.

«Иск принят к рассмотрению, арест на квартиру наложен. Теперь ваш муж не сможет ее продать, до окончания судебного разбирательства». Я почувствовала, как внутри разливается облегчение.

Это была маленькая, но важная победа. Первый шаг к справедливости, к защите моих прав, моих интересов. А когда состоится первое заседание? Спросила я, мысленно готовясь к этому дню, к необходимости снова встретиться с Антоном, но уже в зале суда, в присутствии судьи, адвокатов, возможно, свидетелей.

Предварительная дата. Через две недели, — ответила Ольга Игоревна. — Но будьте готовы к тому, что ваш муж может попытаться затянуть процесс.

Это типичная тактика в таких делах. Особенно если у него есть какие-то свои планы, стратегии. Я кивнула, хотя она не могла этого видеть.

Понимаю. И что нам делать в этом случае? Продолжать борьбу, не сдаваться, не соглашаться на компромиссы, которые не отвечают вашим интересам, — твердо ответила она. — У нас сильная позиция, Елена.

Хорошие доказательства, официальная оценка стоимости ваших вложений. Мы выиграем это дело, даже если придется бороться долго. Ее уверенность, ее профессионализм, вселяли в меня надежду, давали силы продолжать борьбу, не сдаваться, не отступать перед трудностями, перед возможным сопротивлением Антона.

Вечером, вернувшись домой, я обнаружила, что Антон снова отсутствует. Его одежда, его личные вещи были на месте, но самого его не было. И хотя я была даже рада этому.

После вчерашнего конфликта, его гнева, его угроз. Что-то внутри меня настораживало. Где он? Что делает? О чем думает? Какие планы строит? Я приготовила ужин, поела в одиночестве, затем устроилась с книгой в гостиной.

Читать не получалось. Мысли постоянно возвращались к Антону, к его возможным действиям, к его реакции на мой иск, на арест квартиры. Около десяти вечера, я услышала звук открывающейся входной двери.

Шаги в коридоре, звук снимаемой одежды, брошенных на тумбочку ключей. Антон вернулся. И, судя по тяжелым, немного неуверенным шагам, он был не совсем трезв.

Он вошел в гостиную, остановился на пороге, глядя на меня с выражением, которое я не могла прочесть. Не гнев, не ненависть, не раздражение. Что-то другое, более сложное, более глубокое.

«Лена», произнес он, и его голос звучал хрипло, словно он долго молчал, или наоборот, много говорил. Я был у адвоката. Он сказал.

Сказал, что ты действительно наложила арест на квартиру. Что я не могу ее продать, пока идет суд. Я кивнула, не отрывая взгляда от книги, хотя строчки расплывались перед глазами.

Да, это так. Я защищаю свои интересы, свои права. Как и ты свои.

Он прошел в комнату, тяжело опустился на диван рядом со мной. От него пахло алкоголем, но не резко, не отталкивающе. Скорее, как от человека, выпившего пару бокалов вина за ужином.

«Зачем ты это делаешь?», спросил он, и в его голосе слышалось искреннее недоумение. «Зачем усложняешь все? Мы могли бы разойтись мирно, без судов, без этих юридических битв. Я предлагал тебе компенсацию.

Хорошую компенсацию. Я, наконец, оторвалась от книги, посмотрела на него. Хорошую.

Тридцать процентов от стоимости квартиры, в которую я вложила почти сорок. И это не считая всех тех лет, которые я провела с тобой, поддерживая тебя, веря в тебя, доверяя тебе. Лет, которые ты перечеркнул своим предательством, своим обманом.

Он вздохнул, запустил пальцы в волосы, жест, который всегда выдавал его растерянность, его неуверенность. Я не хотел, чтобы все так получилось. Лена.

Не хотел причинять тебе боль. Просто. Так сложились обстоятельства.

Я усмехнулась. Обстоятельства. Вот как ты это называешь.

Своё решение развестись со мной ради какой-то веры. Свои планы продать нашу квартиру, и начать новую жизнь, из которой я была исключена с самого начала. Свои попытки обмануть меня, лишить меня того, что я заслужила своим трудом, своими вложениями.

Это не обстоятельства, Антон. Это твой выбор. Твои решения.

Твои действия. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, словно видел впервые. Словно не узнавал эту женщину, которая говорила с ним так прямо, так решительно, без страха, без сомнений.

Вера. Ты знаешь о вере. Наконец выдавил он, и в его голосе слышалось что-то похожее на страх.

«Откуда?» Я отложила книгу в сторону, выпрямилась, глядя ему прямо в глаза. «Я знаю всё, Антон. О вере, о ребенке твоего брата, о ваших планах на будущее.

О доме за городом, который вы собирались купить на деньги от продажи нашей квартиры. О роли твоей матери во всем этом. Я слышала ваш разговор.

Тогда, когда ты думал, что я на работе. Когда вы обсуждали, как избавиться от меня, как лишить меня всего. Его лицо побледнело, губы задрожали.

Он открыл рот, но не смог произнести ни слова. Просто смотрел на меня, с выражением абсолютного шока, полного непонимания того, как я могла узнать все это, как могла раскрыть их план, их тайну. Да, Антон, продолжала я, чувствуя, как с каждым словом становлюсь сильнее, увереннее.

Я знаю, что ты никогда по-настоящему не любил меня. Или перестал любить в какой-то момент. Знаю, что для тебя и твоей матери, я всегда была лишь средством, инструментом для достижения ваших целей.

А теперь? Теперь появилась Вера, женщина, которая, по вашему мнению, больше подходит на роль твоей жены. И ты решил избавиться от меня, от своих обязательств передо мной, от всего, что связывало нас. Он наконец нашел в себе силы заговорить.

Лена, это не так. Ты все неправильно поняла. Я. Не продолжай, прервала я его.

Не лги больше. Не пытайся манипулировать мной. Я слышала ваш разговор с матерью, слышала каждое слово.

О том, как вы планировали использовать мое мнимое увольнение, чтобы давить на меня, заставить согласиться на развод, на мизерную компенсацию. О том, как ты собирался оклеветать меня, обвинить в измене или краже документов, если я не соглашусь на твои условия. Я знаю все, Антон.

Все. Он закрыл лицо руками, и его плечи задрожали. Не то от рыданий, не то от беззвучного смеха.

А когда он наконец посмотрел на меня, в его глазах была странная смесь эмоций. Отчаяние, гнев, удивление, даже что-то похожее на уважение. Ты всегда была умнее, чем я думал, произнес он наконец.

Сильнее, решительнее. Я недооценивал тебя, Лена. И возможно, именно поэтому проиграл.

Я покачала головой. Это не игра, Антон. Не соревнования, где есть победители и проигравшие.

Это наши жизни, наше будущее. И если ты действительно хочешь развода, если действительно полюбил другую женщину. Что же, я не буду держать тебя.

Но я не позволю тебе просто так отобрать у меня все, что я имею, все, что заслужила своим трудом, своими вложениями. Я буду бороться. За себя, за свои права, за свое достоинство.

Он долго смотрел на меня, словно видел впервые. Словно открывал для себя заново женщину, с которой прожил 10 лет. Наконец, он медленно кивнул, как будто принимая какое-то решение.

Хорошо, Лена. Ты хочешь борьбы. Ты получишь ее.

Но не говори потом, что я не предупреждал тебя. Не говори, что не давал тебе шанса решить все мирно. С этими словами, он поднялся с дивана и вышел из комнаты.

Я слышала, как он поднимается по лестнице, как хлопает дверь нашей. Нет, теперь уже моей спальне. Странно, но я не почувствовала страха от его слов, от его угрозы.

Только решимость, уверенность в своей правоте, в своей силе. Я закрыла книгу, которую так и не смогла читать, встала и подошла к окну. На улице был вечер, тихий, спокойный.

Люди спешили домой, к своим семьям, к своим любимым. А я? Я стояла одна в пустой гостиной, с осознанием того, что мой брак закончился, что человек, которого я когда-то любила, которому доверяла, предал меня, пытался уничтожить меня. И что впереди? Впереди была борьба, трудная, возможно долгая, но необходимая.

Борьба за справедливость, за свои права, за свое будущее. Утром я проснулась от звука шагов в коридоре, от голосов. Мужского и женского.

Прислушавшись, я поняла, что Антон с кем-то разговаривает. И этот кто-то, судя по голосу, была его мать, Наталья Викторовна. Я быстро оделась, собралась и вышла из спальни.

Спускаясь по лестнице, я услышала их разговор. Они были на кухне, говорили приглушенно, но все равно достаточно громко, чтобы я могла разобрать слова. «И что теперь?» спрашивала Наталья Викторовна, и в ее голосе слышалось раздражение.

«Что нам делать с этой… этой ситуацией?» Антон что-то ответил, но так тихо, что я не смогла разобрать. Затем голос свекрови стал громче, яснее. «Ты должен был предвидеть это, Антоша.

Должен был понимать, что она не сдастся так легко. Эти женщины. Они всегда за деньги, всегда за материальное.

Никакой тебе благодарности за то, что ты дал ей крышу над головой, кормил ее все эти годы». Я почувствовала, как внутри закипает гнев. Кормил.

Давал крышу над головой. Я, которая всегда работала, всегда вносила свой вклад в семейный бюджет. Я, которая в последние годы, возможно, зарабатывала даже больше Антона.

И эта женщина, которая никогда не относилась ко мне с уважением, которая всегда считала меня недостаточно хорошей для ее сына, теперь еще и обвиняла меня в меркантильности, в неблагодарности. Я решительно спустилась по лестнице, вошла на кухню. Антон и его мать сидели за столом, пили кофе.

Увидев меня, они оба замолчали. На лице свекрови появилось выражение плохо скрываемого отвращения, на лице Антона. Что-то похожее на настороженность, на напряжение.

«Доброе утро», — произнесла я спокойно, проходя к кофеварке. — Не ожидала увидеть вас так рано, Наталья Викторовна. Она поджала губы, окинула меня оценивающим взглядом, с головы до ног.

Антон позвонил мне. Рассказал о твоих действиях. О том, что ты наложила арест на квартиру, подала иск в суд.

Это правда, я налила себе кофе, повернулась к ним, оперлась на столешницу. Да, это правда. Я защищаю свои интересы, свои права.

Как и Антон свои. Наталья Викторовна покачала головой, и на ее лице появилось выражение наигранного сожаления. «Лена, Лена! Зачем эти сложности, эти юридические битвы? Мы ведь можем решить все мирно, по-семейному»…