Я ехала на аб0рт из-за нищеты и долгов, но вернулась за паспортом. В почтовом ящике лежало письмо: бездетная тётка, которую я не видела 20 лет, оставила мне всё наследство, но с одним НЕОЖИДАННЫМ условием…
«Так это мои деньги!» Вдруг закричал он мне в спину. Его голос сорвался на виск. «Ты не имеешь права уходить с ними! Мы жили вместе! Это общее имущество!» Я обернулась и посмотрела на него с холодной брезгливостью.
«Это наследство, Глеб. И оно мое. А теперь прощай!» Я вышла из квартиры и захлопнула за собой дверь, отрезая его крики и мольбы.
Я не чувствовала ни злорадства, ни облегчения. Только пустоту. В офисе нотариуса было тихо, пахло старыми книгами и хорошим кофе.
Виктор Петрович оказался пожилым, интеллигентным мужчиной с добрыми глазами за стеклами очков. Он говорил со мной мягко и уважительно, объясняя каждый пункт в документах. Он рассказал, что Матильда Леопольдовна была его клиенткой много лет.
Она была женщиной с непростой судьбой, но с огромным сердцем, сказал он, передавая мне связку тяжелых старинных ключей. Она очень хотела, чтобы это наследство попало в надежные руки и принесло счастье. Она верила в вас, Алина Игоревна.
Его слова согрели меня. Кто-то в меня верил. Верил настолько, что доверил мне все свое достояние и свою последнюю мечту.
Я подписала все необходимые бумаги, и Виктор Петрович протянул мне папку. Вот, здесь все документы на собственность и ключи. Адрес вы знаете.
Квартира полностью в вашем распоряжении. Я вышла из конторы, крепко сжимая в руке эту папку и связку ключей. Они были тяжелыми.
Это был вес моей новой жизни. Дом тети Матильды находился в самом сердце старого города. Я много раз проходила мимо него, любуясь лепниной на фасаде и массивными дубовыми дверьми.
Я и представить не могла, что когда-нибудь войду внутрь как хозяйка. Парадная встретила меня прохладой мраморных ступеней и широкой лестницей с кованными перилами. Никакого сравнения с моим прошлым домом, с его разрисованными стенами и пахнущим мусоропроводом подъездом.
Я поднялась на третий этаж и нашла нужную дверь. Обитую темной кожей с блестящей медной табличкой Орлова М.Л. Я вставила самый большой ключ в замочную скважину. Он повернулся с глухим, солидным щелчком.
Я толкнула дверь и замерла на пороге. В квартиру проникали лучи после полудневного солнца, освещая столбики пыли, танцующие в воздухе. Пахло чем-то неуловимо знакомым и уютным, лавандой, воском и старыми книгами.
Это была не просто квартира, это был мир. Огромная гостиная с высоченным потолком, тяжелые бархатные шторы, книжные шкафы от пола до потолка, заставленные томами в кожаных переплетах, массивный письменный стол из темного дерева, удобные глубокие кресла. Все здесь говорило о достоинстве, покое и неспешной жизни, такой, не похожей на мою вечную гонку на выживание.
Я медленно прошла по комнатам. Спальня с огромной кроватью под кружевным балдахином, кабинет с коллекцией старинных карт на стенах, и кухня, светлая, просторная, с настоящей фарфоровой посудой в застекленном буфете. Здесь не было современной техники и модной мебели, но здесь была душа.
Душа хозяйки, которая любила свой дом. Я чувствовала ее присутствие в каждой мелочи, в вышитой салфетке на комоде, в стопке нот на рояле, в старых фотографиях в серебряных рамках. На каминной полке в гостиной я увидела ее.
Маленькую, изящную шкатулку из карельской березы. Мое сердце дрогнуло. Я подошла и осторожно открыла крышку.
Внутри, на выцветшем синем бархате, лежала она, моя серебряная ложечка с гравировкой «М». Та самая, которую тетя Матильда подарила мне 20 лет назад. Она сохранила ее.
Все эти годы она хранила эту ложечку как напоминание о маленькой девочке, своей единственной внучатой племяннице. Я взяла ее в руки. Холодный металл согрелся в моей ладони.
И в этот момент я поняла, что я дома. По-настоящему дома. Впервые в своей взрослой жизни я чувствовала себя в полной безопасности.
Я была не одна. У меня была моя тетя Матильда, ее память, ее дом. И у меня была моя маленькая Матильда, которая тихо жила внутри меня.
Я села в одно из глубоких кресел, прижала ложечку к груди и заплакала. Это были слезы благодарности и покоя. В кармане завибрировал телефон.
Я достала его. Десять пропущенных от Глеба. И сообщение, полное ругательства и угроз.
Я посмотрела на его имя на экране, а потом на эту тихую, залитую солнцем комнату. И без малейшего сожаления нажала кнопку «Заблокировать». Его мир больше не мог до меня дотянуться.
Первые несколько дней в квартире тети Матильды были похожи на сон. Я просыпалась утром в огромной кровати под кружевным балдахином и несколько секунд не могла понять, где я. Потом вспоминала всё, и на меня накатывала волна тихоя, почти детская восторга. Я бродила по комнатам, прикасаясь к вещам, пытаясь угадать их историю.
В одном из томов стихов в библиотеке я нашла засушенный цветок Эдельвейса. В шкатулке на туалетном столике старинную брошь в виде стрекозы с эмальевыми крылышками. Каждый предмет был не просто вещью, а частичкой жизни человека, которого я почти не знала, но который спас меня.
Я часами сидела в глубоком кресле у окна, положив руку на живот, и просто смотрела на город. Я чувствовала, как с каждым днём напряжение, жившее во мне годами, потихоньку отпускает. Я начала высыпаться, у меня появился аппетит, я даже начала тихонько напивать себе поднос, убирая пыль с фарфоровых статуэток.
Я знала, что затишье не будет долгим, и я оказалась права. На четвёртый день мой старый телефон, который я оставила включённым на случай экстренной связи с кем-то из бывших коллег, зазвонил незнакомым номером. Я ответила…