Вскоре после свадьбы Виктория решила сделать романтический сюрприз для мужа, спрятавшись в шкафу с шампанским и кружевным бельем. Но когда муж закрыл дверь в комнату и ДОСТАЛ… ОНЕМЕЛА

И помни, ты не одна». Виктория кивнула, глядя, как закрывается дверь за единственным человеком, которому она все еще могла доверять. А потом вернулась к своему столу, открыла ноутбук и начала работать над рукописью, создавая иллюзию обыденности.

Вплетая в текст отголоски своего отчаяния, превращая собственную боль в историю, которую, возможно, кто-то когда-нибудь прочтет и узнает в ней себя. Услышав звук подъезжающей машины, она глубоко вздохнула и надела привычную маску любящей жены. Но что-то изменилось.

Внутри, под слоями страха и боли, зародилось новое чувство. Не надежда, еще нет, но ее предвестник. Знание, что конец близок.

Что все могилы, которые Даниил вырвал для нее и других женщин, раскопаны. И скоро ему придется ответить за каждую. Кабинет адвоката Николая Степановича Коршунова, пах кожей, бумагой и тем особым, неуловимым ароматом тревожного ожидания.

Который знаком каждой женщине, когда-либо переступавшей порог государственного учреждения, с болью в сердце и надеждой на справедливость. Виктория сидела на краешке кресла, сложив руки на коленях, как примерная ученица, хотя внутри нее бушевал ураган. Марина сидела рядом.

Молчаливая опора, родная душа, без слов понимающая глубину ее страха. Их пальцы переплелись в древнем жесте женской солидарности, в котором таилась сила многих поколений. Адвокат, сухощавый мужчина с проницательными, но добрыми глазами, листал документы, откладывая наиболее важные в отдельную стопку.

Его руки, испещренные старческими пятнами, двигались с неожиданной бережностью, словно перебирали не улики против опасного преступника, а хрупкие, бесценные реликвии. «Этого достаточно, Виктория Андреевна», сказал он, наконец, поднимая взгляд. «Записи разговоров, фотографии документов, финансовые махинации, вполне достаточно для ордера на арест».

Виктория сглотнула ком в горле и кивнула. Не доверяя своему голосу, она молчала, позволяя говорить Марине. «Что теперь?» спросила подруга.

«Они просто арестуют его?» «Не совсем». Адвокат снял очки и устало потер переносицу. В этом жесте чувствовался вес десятилетий, проведенных в битвах за справедливость.

У таких, как арест Громов, обычно есть свои люди в органах. Необходимо действовать осторожно. Я свяжусь с полковником Игнатьевым, он из особого отдела, ему можно доверять.

Виктория думала о матери, о том, как та учила ее стоять за себя перед лицом несправедливости. «Не молчи, доченька», говорила она, заплетая ее косички перед школой. «Слова – твоя защита.

Омолчание – оно как тень, в которой прячутся все наши страхи». Но сейчас ей не хватало слов, они потерялись в лабиринте ее израненной души. «Когда это закончится?» спросила она тихо, и в этом простом вопросе заключалась вся боль женщины, чье сердце превратили в поле битвы.

Адвокат посмотрел на нее с неожиданной нежностью. «Скоро, Виктория Андреевна. Но вам нужно быть готовой к тому, что перед концом будет еще немного страха.

Они организуют операцию, захватят их с поличным. До этого момента вы должны вести себя как обычно». Эти слова эхом отозвались в ее душе, как обычно.

Но что такое обычно для женщины, узнавшей, что муж планирует ее смерть? Как ей улыбаться человеку, расписавшему ее жизнь по пунктам программы? Ожидание подобно медленному умиранию, минута за минутой, удар сердца за ударом. Виктория жила словно между двух миров. В одном она готовила ужин, обсуждала планы на выходные, целовала мужа на прощание, зная, что каждое прикосновение может оказаться последним.

Не для нее, для него. В другом каждые несколько часов обменивалась зашифрованными сообщениями с Мариной, получала короткие обновления от адвоката, готовилась к неизбежному финалу. Ночью, лежа рядом с Даниилом, она смотрела на лунный свет, пробивающийся сквозь занавески и вспоминала бабушкины сказки.

«У каждой женщины внутри дремлет волчица», — говорила бабушка, перебирая четки своими узловатыми пальцами. «Не буди ее без нужды, но если жизнь заставит, не сдерживай». Ее волчица проснулась, настороженная, голодная, готовая защищать то, что принадлежит ей по праву, ее жизнь, ее достоинство, ее будущее.

В четверг пришло сообщение от адвоката, «Операция сегодня. 21 час ровно. Склад.

Будьте дома». Виктория стояла у окна, глядя, как Даниил садится в машину. Он помахал ей рукой, небрежный, привычный жест человека, уверенного в своей власти.

Она помахала в ответ, и улыбка на ее губах была настоящей, первая искренняя улыбка за многие недели. Вечер тянулся бесконечно. Виктория пыталась читать, но строчки расплывались перед глазами.

Включала телевизор, но не воспринимала ни слова. В какой-то момент она села за пианино, свадебный подарок Даниила, на котором почти никогда не играла. Пальцы сами нашли мелодию, колыбельную, которую пела ей мать в детстве.

Простые, чистые звуки наполнили дом, изгоняя тени, накопившиеся за месяцы страха. Телефон завибрировал в кармане. Сообщение от Марины, включи новости.

Виктория бросилась к телевизору, переключила на новостной канал. Специальный репортаж, дрожащая камера, полицейские машины с мигалками, знакомый склад. Операция по задержанию преступной группы, занимавшейся мошенничеством в особо крупных размерах.

Задержан известный в криминальных кругах арест Громов, а также. Сердце Виктории замерло, а потом забилось с удвоенной силой. На экране показали отцепленную территорию полицейских в бронежилетах, выводящих людей в наручниках.

Среди них она узнала третьего мужчину со склада. Того, кого Даниил называл Игорем. Но самого Даниила среди задержанных не было.

Телефон зазвонил. Незнакомый номер. Она ответила, держа трубку дрожащими пальцами.

Виктория Андреевна. Полковник Игнатьев. Голос был резким, встревоженным.

Где вы сейчас? Дома, ответила она, чувствуя, как холодеет внутри. А что? Уезжайте немедленно. Штайнберг ускользнул.

И, судя по всему, он знает о вашем участии. Эти слова оглушили ее, как удар. До этого момента она верила, что кошмар закончится сегодня, что цепи, сковывавшие ее, рухнут.

Но кошмар только начинался. Она бросилась в спальню, схватила заранее собранную сумку. В прихожей руки сами потянулись к фотографии на стене.

Она с родителями, за два месяца до того, как мать умерла от рака. Она сорвала фото с крючка и положила в сумку. Уже выходя, Виктория на мгновение остановилась.

Дом, в котором она была так счастлива и так несчастна одновременно, теперь казался чужим. Декорации для пьесы, которую давно сняли с репертуара. Она захлопнула дверь и побежала к машине.

Заводя двигатель, она увидела или ей показалось черный силуэт БМВ, мелькнувший в конце улицы. Сердце колотилось в горле, руки едва удерживали руль. Она включила фары и выехала со двора, чувствуя, как адреналин превращает страх в отчаянную решимость.

В зеркале заднего вида черный БМВ вырос, словно материализовавшись из ее худших кошмаров. Даниил нашел ее. Погоня началась.

Виктория крепче стиснула руль, выжимая педаль газа. В этот момент все сомнения испарились. Внутри поднималась древняя, первобытная ярость, ярость женщины, загнанной в угол, женщины, которая слишком много потеряла, чтобы отступить.

Цепи были разорваны. Но свобода еще никогда не была так опасна. Есть мгновения, которые разделяют жизнь на «да» и «после», неуловимые точки перелома, передя которые уже никогда не вернешься назад.

Для Виктории такой точкой стал не брак с Даниилом, не обнаружение его предательства, даже не погоня в ночи. Это был момент, когда она развернула машину. Темная лента дороги стелилась перед ней, обещая побег, безопасность, спасение.

Машина Даниила преследовала ее, фары прорезали темноту, как глаза ночного хищника. Все в Виктории кричало «Беги! Скройся! Выживи!» Но что-то глубже инстинкта самосохранения, возможно, та самая волчица, о которой говорила бабушка, заставила ее резко крутануть руль. Не жертва, загнанная в угол.

Не добыча, убегающая от охотника. «Хватит!» Виктория вернулась домой раньше Даниила всего на несколько минут. Этого времени хватило, чтобы позвонить полковнику Игнатьеву и сказать «Он возвращается домой».

«Я тоже здесь. Пришлите кого-нибудь». Хватило на то, чтобы достать из сейфа в спальне отцовский охотничий нож.

Не чтобы использовать его, чтобы почувствовать себя защищенной. Хватило, чтобы подойти к окну и увидеть, как знакомый черный БМВ с визгом тормозов останавливается у крыльца. Все вокруг словно замедлилось.

Виктория видела, как Даниил выходит из машины, не тот уверенный в себе, блестящий финансист, которого она знала, а человек на грани, с растрепанными волосами и перекошенным от ярости лицом. Она слышала, как хлопает входная дверь, как тяжелые шаги пересекают прихожую, поднимаются по лестнице. Виктория стояла посреди гостиной, прямая как струна, когда он ворвался внутрь…