Волк на глазах у родных раскопал могилу… То, что было внутри, ошарашило всех…

Человек засыпает и уже не просыпается. Без цвета, без запаха. Если заслонку печи закрыть раньше времени, когда дрова еще не прогорели полностью, угарный газ вместо того, чтобы выходить в трубу, попадает в помещение.

Фельдшер тактично вышел, сказав, что нужно заполнить документы в машине. Павел остался один на один со своим горем. Он гладил холодную руку Марии, вспоминая, как совсем недавно они строили планы на будущее, выбирали имя для сына.

Он не заметил, как в комнату вернулся Север. Волк тихо подошел к телу Марии и долго смотрел на нее, словно не веря в произошедшее. Затем наклонился и начал осторожно лизать ее руку.

«Уйди!» — крикнул Павел, отталкивая волка. «Прочь!» Но Север не отступал. Он пытался подобраться к лицу Марии, скулил и даже попытался зубами ухватить ее за одежду, словно хотел оттащить.

Это стало последней каплей. В Павла что-то сломалось, ярость затопила сознание. Он схватил волка за загривок и вытащил во двор, где приковал к цепи у будки.

«Сиди здесь!» — прохрипел он, с трудом сдерживая слезы. Вернувшись в дом, Павел сел рядом с телом жены и впервые за много лет заплакал. Плакал навзрыд как ребенок, не стесняясь своих слез.

Потом позвонил родителям Марии и своей матери, и в участок. Голос его был бесцветным, механическим, словно говорил не он, а кто-то другой. Всю ночь из двора доносился вой Севера, протяжные, полные тоски.

Он то затихал, то снова набирал силу, разносясь по всей округе. Соседи качали головами, чует смерть волк, воет по хозяйке. Павел не спал.

Он сидел рядом с телом Марии, держа ее за руку, словно надеялся, что вот-вот пальцы дрогнут, что это все — ужасная ошибка. Утром приехали родители Марии. Мать билась в истерике, отец молча курил на крыльце, глотая слезы.

Началась суета с похоронами, нужно было оформить документы, заказать гроб, организовать отпевание. Как назло, метель все не утихала, и дорогу к кладбищу приходилось расчищать трактором. Директор школы, где работала Мария, сама объехала всех родителей, сообщая о трагедии.

Весь поселок сплотился, помогая чем мог, кто едой для поминок, кто транспортом, кто просто моральной поддержкой. Павел словно окаменел. Он механически выполнял необходимые действия, говорил какие-то слова соболезнования родителям Марии, но внутри была пустота.

Черная дыра, поглотившая все эмоции, все мысли, всю жизнь. Север все это время оставался на цепи. Он перестал есть и пить, лишь иногда поднимал голову и смотрел на дом, где лежало тело его хозяйки.

Павел почти не обращал на него внимания, горе сделало его слепым ко всему остальному миру. На вторые сутки в Сосновку приехал следователь из районного центра, необходимая формальность при смерти от несчастного случая. Он осмотрел дом, печь, задал несколько вопросов Павлу и соседям.

Классический случай отравления угарным газом, сказал он, заполняя протокол. К сожалению, в сельской местности такое случается регулярно. Особенно зимой, когда печи топят интенсивнее.

Но она знала про заслонку, хрипло произнес Павел. Я всегда ей напоминал. Следователь пожал плечами, усталость, беременность.

Могла просто забыть или уснуть раньше, чем собиралась. Когда все формальности были улажены, началась подготовка к похоронам. Гроб установили в гостиной.

Мария лежала в белом платье, как невеста, с искусственными цветами в волосах, настоящих зимой не найти. Соседки обмыли тело, нарядили, все как положено. Отец Марии настоял на отпевание, семья была верующей.

Приехавший священник, долго молился над телом, окропляя его святой водой. В блаженном успении, вечный покой подай, Господи, усопшей рабе твоей Марии, и сотвори ей вечную память, нараспев произносил он, размахивая кадилом. У Павла мелькнула горькая мысль, какой блаженный покой.

Молодая, полная жизни женщина, носившая под сердцем ребенка, который так и не увидел свет. Где тут блаженство? Похороны состоялись на третий день. По сельскому обычаю, гроб несли на руках, через все село, до кладбища.

Павел шел за гробом, не чувствуя ни холода, ни усталости. Рядом с ним брели родители Марии и несколько соседей. Кладбище располагалось на холме, в полукилометре от поселка.

Летом там было красиво, сосны шумели на ветру, пели птицы. Но зимой это место выглядело унылым и безжизненным, как сама смерть. Могилу пришлось копать заранее, земля промерзла так, что лопата не брала.

Пригнали небольшой экскаватор, поэтому яма получилась ровной, с аккуратными стенками. Когда гроб опустили в могилу, и священник произнес последние молитвы, Павел первым бросил горсть земли на крышку. Глухой стук отозвался в его сердце рваной болью.

Люди по очереди подходили к могиле, бросали цветы, и горсти земли произносили слова соболезнования. Все как в тумане, как не с ним. Когда все закончилось, и свежий холмик земли вырос над могилой, люди потянулись к выходу с кладбища.

Павел задержался у ограды, не в силах оторвать взгляд от места, где теперь покоилась его жена и нерожденный сын. «Пойдем, сынок», тронул его за плечо отец Марии. «Нельзя так долго на могиле стоять.

Пойдем помянем». Павел кивнул и медленно последовал за ним. Дома уже был накрыт поминальный стол, но еда не лезла в горло.

Он сидел, механически поднимая рюмку, когда того требовал обычай, и также механически опрокидывая ее в себя. Водка не притупляла боль, ничто не могло ее притупить. Когда гости разошлись, Павел остался один в пустом доме.

На столе стояла фотография Марии, улыбающаяся, с венком полевых цветов на голове. Это было прошлым летом, когда они ездили в Карпаты. Из раздумий его вырвал вой Севера, тот снова начал метаться на цепи во дворе.

Павел вышел на крыльцо, пошатываясь от выпитого. «Заткнись!», крикнул он. «Иначе пристрелю».

Но в глубине души он знал, что не сделает этого. Как бы ни была велика злость, он не мог причинить вред существу, которое так любил его дед. Да и сам он успел привязаться к волку за эти месяцы.

Павел подошел к Северу и молча снял с него ошейник. Волк замер, глядя на человека своими янтарными глазами, затем развернулся и бросился прочь со двора, в сторону леса, где темнели кресты сельского кладбища. Павел проводил его взглядом и вернулся в дом.

Там он достал из шкафа бутылку водки и сел у окна, глядя в темноту за стеклом. «Завтра!», подумал он. «Завтра подам рапорт о переводе обратно в город.

Здесь больше нечего делать». Павел пил, не ощущая вкуса. В какой-то момент он уснул прямо в кресле, все так же сжимая в руке пустой стакан.

Утром его разбудил стук в дверь. На пороге стояли родители Марии. «Поедем на кладбище», — сказала теща.

«Проведаем нашу девочку». Павел кивнул, чувствуя, как от похмелья раскалывается голова. Он наскоро умылся холодной водой и вышел во двор, где уже ждала машина тестя…