Во время ужина в ресторане перед первой нашей брачной ночью, муж настоял, чтобы я попробовала вино…

Я не понимала, почему незнакомый адвокат вдруг заинтересовался моим делом. Спросила, кто ее нанял. Она ответила, что пока работает пробоно, бесплатно.

Если мы решим сотрудничать, и если у меня появятся деньги, мы обсудим оплату. Но сейчас ей просто интересно выслушать мою версию событий. Я рассказала ей все, от знакомства с Валентином до ареста в сквере.

Она слушала внимательно, иногда задавая уточняющие вопросы. Не перебивала, не выражала недоверия. Просто слушала.

Когда я закончила, она долго молчала, что-то обдумывая. Потом сказала, что в моей истории есть несколько странностей, которые стоит проверить. Например, почему Валентин так быстро оправился от отравления? Если яд был достаточно сильным, чтобы убить, он должен был провести в больнице не несколько часов, а как минимум несколько дней.

И еще, почему он так уверен, что это я подмешала яд в его бокал? Если он не видел, как я это делаю, а он не мог видеть, потому что я этого не делала, откуда такая уверенность? Елена Сергеевна сказала, что займется моим делом. Попросила вспомнить все детали того вечера в ресторане, название, точное время, имена персонала, если я их знаю. И тут меня осенило.

Камеры. В таком элитном ресторане наверняка есть камеры видеонаблюдения. Они должны были зафиксировать, как официант предупреждает меня, как я меняю бокалы местами.

Это могло бы стать доказательством моей невиновности. Я рассказала об этом Елене Сергеевне. Она оживилась, начала делать заметки в блокноте.

Сказала, что немедленно запросит записи с камер. Если они еще существуют, если их не уничтожили, это может изменить ход дела. Когда наше время истекло, и охранник пришел.

Чтобы отвезти меня обратно в камеру, Елена Сергеевна пообещала вернуться через день-два с новостями. Впервые за все это время у меня появилась надежда. Вернувшись в камеру, я почувствовала себя немного лучше.

Кто-то верил мне. Кто-то пытался помочь. Это уже что-то.

Соседки по камере заметили перемену в моем настроении. Спросили, что случилось. Я рассказала о новом адвокате, о возможности найти доказательство моей невиновности.

Они слушали с интересом. Кажется, начали верить, что я не сумасшедшая убийца.

Вечером, во время ужина, в камеру заглянула охранница и сказала, что у меня посетитель. Я удивилась. Кто мог прийти ко мне? Мама? Но она считала меня сумасшедшей.

Марина? Но она предала меня. Охранница отвела меня в комнату для свиданий, небольшое помещение, разделенное стеклянной перегородкой. По одну сторону – стул для заключенного, по другую – для посетителя.

Общение через телефонные трубки. Я села на стул и замерла, увидев, кто пришел ко мне. Валентин.

Мой муж. Человек, который пытался убить меня и теперь обвинял в попытке убийства. Он выглядел безупречно, дорогой костюм, идеальная прическа, уверенная улыбка.

Никаких следов отравления, никаких признаков болезни. Как будто ничего не случилось. Я хотела встать и уйти.

Не хотела разговаривать с ним, видеть его, слышать его голос. Но что-то удержало меня. Может быть, желание понять.

Может быть, надежда услышать признание. Может быть, просто шок от его появления. Он поднял трубку со своей стороны.

Я – со своей. Валентин улыбнулся, той самой улыбкой, которая когда-то казалась мне такой искренней, такой теплой. Теперь я видела в ней только холод и расчет.

Он начал говорить, спокойно, рассудительно. Сказал, что понимает мое состояние. Что не держит на меня зла.

Что готов помочь, если я признаюсь во всем и соглашусь на лечение в психиатрической клинике.

Я молчала, слушая этот поток лжи. Он говорил о моей нестабильности, о том, как заметил изменения в моем поведении в последние недели перед свадьбой. Как беспокоился, но надеялся, что все наладится. Как был шокирован, когда понял, что я пытаюсь отравить его. «Я все еще люблю тебя, Варя», – сказал он с фальшивой нежностью в голосе. «Я хочу помочь тебе. Просто признайся во всем, и мы найдем хорошую клинику. Через несколько месяцев ты выйдешь, и мы сможем начать все сначала».

Я продолжала молчать. Он ждал ответа, но я просто смотрела на него через стекло, изучая его лицо, его глаза. Пыталась понять, как я могла не видеть его истинную сущность раньше. Как могла влюбиться в этого монстра. Мое молчание начало раздражать его. Улыбка стала напряженной. В глазах появился холодный блеск. «Ты не понимаешь своего положения, Варя», – продолжил он, и теперь в его голосе звучала угроза.

«У тебя нет выхода. Все улики против тебя. Все свидетели на моей стороне. Даже твоя мать считает тебя сумасшедшей». Я все еще молчала. Он начал терять терпение. «Твой новый адвокат ничем не поможет», – сказал он, и я вздрогнула. Откуда он знал о Елене Сергеевне?

Записи с камер в ресторане? Их больше нет. Технические проблемы, представляешь? Официант, который якобы предупредил тебя. Его никто не найдет. Он получил хорошие деньги и уехал из Киева. Теперь в его голосе звучало откровенное злорадство. Маска заботливого мужа окончательно спала.

Передо мной был хищник, загнавший добычу в угол и наслаждающийся ее беспомощностью. «У тебя два варианта, Варя», – продолжил он. Первый – ты признаешься в попытке убийства, соглашаешься на психиатрическую экспертизу, которая признает тебя невменяемой, и отправляешься на лечение. Через год-два выходишь и живешь своей жизнью, подальше от меня, конечно. Второй – ты упорствуешь в своей лжи, идешь под суд и получаешь лет десять тюрьмы за покушение на убийство. Выбирай. Я, наконец, заговорила. Спросила, зачем он это делает.

Зачем женился на мне, если планировал убить? Зачем весь этот спектакль? Он усмехнулся. Пять миллионов гривен, Варя. Страховка твоей жизни. Неплохая сумма, правда? Особенно если учесть, что ты не первая. И, возможно, не последняя.

Он сказал это с такой будничной простотой, что у меня перехватило дыхание. Он признавался в убийствах, прошлых и будущих, через стекло комнаты для свиданий в СИЗО. И ему было все равно. Он был уверен в своей безнаказанности. Ты не выберешься отсюда, Варя, продолжил он. У меня связи, деньги, влияние. У тебя ничего нет. Никто не поверит твоей истории.

Никто не станет копать под меня ради какой-то сумасшедшей. Я смотрела на него и видела уже не человека, а монстра. Хладнокровного, расчетливого убийцу, для которого человеческая жизнь – ничто. Для которого я была лишь источником дохода. Подумай о моем предложении, сказал он, вставая. Психушка или тюрьма – выбор за тобой. У тебя есть неделя. С этими словами он повесил трубку и вышел из комнаты, даже не оглянувшись.

Я сидела, сжимая трубку в руке, и чувствовала, как внутри растет не страх, а ярость. Чистая, обжигающая ярость. Он не просто пытался убить меня. Он убил других женщин. И собирался убивать еще. И был уверен, что останется безнаказанным. Охранница отвела меня обратно в камеру. Соседки заметили мое состояние, но не стали задавать вопросов.

Оставили меня в покое, за что я была им благодарна. Я легла на койку, уставившись в потолок. В голове крутились слова Валентина. «Записи с камер больше нет. Официант исчез. Доказательств моей невиновности не существует». Но была одна вещь, о которой Валентин не знал. Я запомнила имена его предыдущих жен – Елена, Анна, Ирина.

Я видела их документы в его телефоне. Если Елена Сергеевна сможет найти информацию о них, о обстоятельствах их смерти, возможно, мы сможем доказать, что Валентин – серийный убийца. На следующий день я снова встретилась с адвокатом. Рассказала о визите Валентина, о его угрозах, о его признании. Елена Сергеевна внимательно слушала, делая заметки. Когда я закончила, она сообщила мне новости, и они были неутешительными. Она пыталась получить записи с камер наблюдения в ресторане, но ей сказали, что система вышла из строя в тот вечер и записей нет. Она пыталась найти официанта, который предупредил меня, но он уволился и исчез.

Никто в ресторане не знал, куда он уехал. Все как и говорил Валентин. Он предусмотрел все, уничтожил все доказательства. Но когда я рассказала Елене Сергеевне о предыдущих женах Валентина, о страховках, о подозрительных обстоятельствах их смерти, она оживилась. Это была новая зацепка, новое направление для расследования. Она обещала проверить эту информацию. Найти документы о предыдущих браках Валентина, о страховках, о расследованиях смерти его жен. Если мы сможем доказать, что он делал это раньше, возможно, мы сможем убедить полицию и прокуратуру, что и в этот раз он действовал по тому же сценарию.

Когда Елена Сергеевна ушла, я почувствовала странное спокойствие. Да, мое положение было отчаянным. Да, Валентин уничтожил все прямые доказательства моей невиновности. Но теперь у нас была новая стратегия. Мы могли доказать, что он серийный убийца, что я – лишь последняя в череде его жертв. Вернувшись в камеру, я впервые за все это время смогла по-настоящему заснуть. Без кошмаров, без пробуждений каждый час. Просто спать, восстанавливая силы для борьбы, которая только начиналась.

Следующие несколько дней прошли в ожидании новостей от Елены Сергеевны. Я старалась адаптироваться к жизни в СИЗО, режиму, правилам, обществу соседок по камере. Они постепенно привыкли ко мне, стали относиться менее настороженно. Даже начали делиться историями своих жизней, своих преступлений, реальных или мнимых. Одна из них, та самая крупная женщина с татуировками, которую звали Лариса, рассказала, что сидит за убийством мужа. Он избивал ее годами, а когда поднял руку на их дочь, она не выдержала и ударила его сковородкой по голове. Слишком сильно, как оказалось. Другая, молодая девушка по имени Катя, была арестована за распространение наркотиков.

Она клялась, что не знала, что в сумке, которую ее попросил передать парень. Думала, там просто какие-то вещи. Третья, женщина средних лет по имени Нина, сидела за мошенничество. Работала бухгалтером, подделывала документы, выводила деньги на подставные счета. Говорила, что делала это не для себя, для больной матери, которой нужна была дорогая операция. Я слушала их истории и думала, что у каждого человека здесь своя правда. Своя версия событий. Свое оправдание.

Кто-то виновен, кто-то нет. Кто-то жертва обстоятельств, кто-то – собственной жадности или глупости. А я? Кто я в этой истории? Жертва? Да. Но я не собиралась оставаться жертвой. Я собиралась бороться…