В засніжаному лісі Іван знайшов замерзаючу двічинку і забрав її до свого будинку. А коли в двері ПОСТУКАЛИ, чоловік ЗАЦІПЕНІВ від побаченого…

Катя старалась лишний раз не попадаться мачехе на глаза. Не меньше ранила девочку равнодушие отца. С тех пор, как взрослые узнали о диагнозе малышки, все силы, всё время, все средства семьи были брошены на её лечение.

Дорогие лекарства, реабилитации, домашние занятия. К ним домой несколько раз в неделю приходил массажист. Иногда появлялись медработники, которые ставили Милане какие-то капельницы.

Анна и Фёдор сами делали с Миланой гимнастику. Они возили её в бассейн, расположенный почти в ста километрах от деревни. Периодически Анна отправлялась с дочкой в какой-нибудь центр или больницу.

Когда Катя робко намекала, что ей хотелось бы в лагерь с подружками или на море с отцом, то получала в ответ одни обвинения. «Какое тебе море? Не заслужила!» — вспыхивала Анна. «Нам нужно Милашу в реабилитационный центр везти, это большие деньги», более мягко объяснял отец.

И так во всём. Милана, Милана, Милана. Всё внимание ей, все средства и ресурсы для неё.

Иногда Кате казалось, что младшая сестра издевается, специально притворяется замороженной куклой, чтобы весь мир крутился только вокруг её царственной особы. Шли годы, состояние Миланы не менялось, несмотря на огромные усилия родителей. Отношение к Кате тоже оставалось прежним.

Внимание взрослых к ней не могло привлечь ничто, ни болезни, ни успехи в школе, ни наоборот демонстративно неприемлемое поведение. Катя специально подружилась с местными мальчишками-хулиганами. Она участвовала во всех их самых безумных выходках и даже порой предводительствовала.

И всё ради того, чтобы отец или хотя бы Анна наконец занялись и ей тоже. Девочка хамила учителям, не готовила уроки, однажды даже разбила окно в школе. Из первой ученицы в классе она превратилась в двоечницу и хулиганку.

Намерения добиться расположения взрослых с помощью отличных оценок и примерного поведения себя не оправдали, поэтому Катя активно воплощала в жизнь план «Б». Отца вызывали к директору, отчитывали. Катя надеялась, что Фёдор хоть раз поговорит с ней по душам.

Девочка, глядя на ситуацию с сестрой, сделала вывод, всё внимание и ресурсы достаются проблемным детям, вот и начала вести себя соответствующим образом. Но чуда не случилось, просто у Анны появились новые обидные выражения для оскорбления падчерицы. Тупоголовая, двоечница, никчёмная, хулиганка, пацанка.

А отец, отец, чего внимание так жаждала Катя, начал смотреть на неё совсем по-новому, с разочарованием, даже с обидой. «Эх, Катька, Катька», — говорил он, вздыхая, — «думал я, что хотя бы на тебя надежда старости есть, а ты, эх, ты!» Лучше б уж кричал, ругался, даже ремнём по мягкому месту стиганул. Какое-никакое, а всё же внимание, какие-никакие, а эмоции.

Но он лишь дал понять, что разочарован старшей дочерью и снова отправился к младшей. Милана в этот момент как раз закашлялась. В глазах Фёдора появилась тревога, он не договорил с Катей, бросился к малышке.

К ней уже подоспела и Анна. И опять они оба стояли над кроваткой девочки, успокаивали её, называли ласковыми именами. А Катя осталась в гостиной одна, разочарованная, злая на весь мир, обиженная.

Опять, опять Милана перетянула одеяло на себя. Но как ей это только удаётся? Всегда одно и то же. Прошло ещё несколько лет.

Милане уже исполнилось 4 года. Она по-прежнему была всё той же равнодушной ко всему происходящему девочкой. Реабилитации, по мнению Кати, не давали никакого результата.

Родители же были довольны успехами маленькой дочери. Катя слышала, как они говорили между собой, что если бы не эти дорогостоящие процедуры, Милана бы сейчас лежала не вставая, даже ходить не могла бы. А так она двигалась, гуляла, даже есть сама научилась, только вот по-прежнему не воспринимала мир вокруг или просто притворялась.

11-летняя Катя продолжала винить младшую сестру в том, что та появилась на свет и забрала у неё внимание и любовь отца. Фёдор после рождения младшенькой почти не обнимал Катю. Он разговаривал со старшей дочерью с раздражением, отмахивался от её просьб и проблем.

Про Анну и говорить нечего. Казалось, её бесил сам вид падчерицы, поэтому девочка старалась не попадаться ей лишний раз на глаза. Катя подолгу пропадала на улице, играла с друзьями до последнего, возвращалась уже после того, как всех созывали по домам.

В тот вечер она пришла особенно поздно, с горки, которую для деревенских детей соорудили родители, почти за околицей. Девочке было очень весело. Сначала ребята устроили снежный бой и возню, потом летали на санках и надувных ватрушках вниз с горы так, что ветер в ушах свистел, и на перегонки скатывались и цеплялись паровозиком и просто кубарем вниз катились.

Возвращаться домой совсем не хотелось, но темнело, мороз крепчал, дети один за другим прощались и бежали к своим родителям в тепло. Наконец, Катя осталась на горке одна. Вздохнула, предчувствуя, каким презрительным взглядом встретит её мачеха, и побрела к дому.

Где-то на полпути девочка заметила, что порвала новую куртку. Ей купили её совсем недавно, так как из прошлой девочка уже выросла. Катя так радовалась.

Ей редко перепадало что-то новенькое. Все деньги шли на лечение Миланы, старшую дочь не особенно баловали. И вот теперь огромная прореха шла вдоль рукава красивого пуховика.

Катя едва сдержала слёзы. Она поняла, что теперь придётся всю эту зиму, а, возможно, ещё и следующую, ходить в залатанной куртке. Шов будет хорошо заметен, по другому проблему не исправить.

А ещё девочка опасалась гнева мачехи. Конечно же, Анна не упустит возможность наорать на неё из-за этой оплошности. Но такой реакции, которую выдала мачеха, Катя всё же не ожидала.

Милана в это время гуляла во дворе. Отец соорудил здесь для неё маленькую горку. И девочка освоила нехитрую науку.

Она забиралась по посыпанным песком ступенькам на вершину и скатывалась вниз. Милана проделывала это часами, раз за разом. Никаких эмоций, судя по выражению лица, не испытывала.

Просто методично съезжала с горки и вновь на неё поднималась. Выглядело это, по мнению Кати, жутковато. Но родители были счастливы.

Ребёнок научился делать что-то сам. Ребёнок занят. Пытаться утащить в такие моменты Милану с горки никто не решался.

Девочка сразу же поднимала такой визг, что, казалось, лопнут в ушах барабанные перепонки. Ей давали накататься вдосталь. Иногда это занимало час.

Иногда два-три. Потом Милана также спокойно и невозмутимо возвращалась домой. И шла в комнаты, одетая в валенках.

Красивых, расшитых бисером валенках. Ей всегда покупались красивые и дорогие вещи. «Но мы же по реабилитациям ездим, в разных городах бываем», — объясняла Анна.

«Нам нужно выглядеть прилично». А Катя, которая за пределы деревни никуда не выезжала, по мнению мачехи, видимо, достаточно было и дешёвых вещей с китайского рынка. Между тем девочка росла, взрослела, ей хотелось красиво выглядеть, наряжаться.

Только никто на её желание и просьбу особого внимания не обращал. Какое новое платье, когда у Миланы на носу реабилитация? Катя бросила взгляд на сестру, которая снова собиралась скатиться с горки. Такая она симпатичная в этом своём новом розовом пуховичке и стильной шапочке с помпоном, как куколка, как девочка с рекламного плаката, любимая доченька мамы и папы.

Катя вздохнула и вошла в дом. Отец уже вернулся с работы, сидел в кухне за тарелкой жареной картошки. Аромат стоял просто восхитительный.

Катя сразу поняла, что очень проголодалась. Рот наполнился слюной. «Привет, дочь», — кивнул отец, не отрываясь от ужина.

«Явилась, наконец», — констатировала факт Анна. «Раздевайся давай. Только не бросай одежду в коридоре.

Вешай аккуратно». Как будто когда-то было иначе. Катю с детства приучили к безукоризненному подчинению.

Девочка повесила куртку на крючок, пошла в ванную, чтобы умыться и помыть руки. И уже оттуда, сквозь шум воды, она услышала разъяренный крик мачехи. «Это что такое?», — завопила Анна.

Катя сразу поняла. Мачеха увидела порванный рукав. «Я всё зашью.

Я всё сама зашью», — поспешила заверить девочка, выбегая из ванной. «Ах ты, тварь неблагодарная! Совсем вещи не бережёшь. Ты же знаешь, что денег у нас лишних нет.

На лечение сколько уходит?» «Знаю, конечно, знаю. Я зашью рукав и так буду ходить. Чтобы соседи выговаривали нам, что мы тебя обделяем.

И так разговоры уже идут. Ты зачем на меня жалуешься, дружкам своим никчёмным?» «Я не… я не…» Катя пыталась подобрать нужные слова, но вид разъярённой мачехи заставлял теряться, пугаться, заикаться. «Как же, Катя, хотелось оказаться в такие моменты где-нибудь далеко-далеко, за тридевять земель…» «Ты специально, что ли, меня из себя выводишь? Признавайся!» — продолжала Анна.

«Ну почему? Почему у нас так, а не наоборот? Почему это ты, вредная неблагодарная девчонка, бегаешь на улице с друзьями, портишь вещи, позоришь семью, а моя доченька, моя милая Миланочка, вот такая родилась…» Когда Анна говорила что-то подобное, Катя всегда ощущала неприятную смесь чувств. Страх за то, что Анна завидует её здоровью и, возможно, может сделать ей что-то плохое. Вину.

И самое главное — острую неприязнь к Милане. Если бы сестра не родилась, жизнь была бы совсем другой, спокойной, счастливой, размеренной. Мир не крутился бы вокруг этой странной молчаливой девочки.

Ей и Катя перепадали бы любовь и внимание взрослых. Её бы возили на море, покупали бы единственной дочке красивые наряды, разговаривали бы с ней и играли. Из кухни в спальню прошёл отец, даже не взглянул на испуганную Катю, на которую Анна вываливала одно оскорбление за другим.

И за что? Всего лишь за порванный рукав. Хотя, конечно, девочка даже в свои 11 лет прекрасно понимала, что дело тут совсем не в испорченной куртке. Это просто предлог.

Корни отношения к ней Анны гораздо глубже. Отец, ну почему он опять не защитил её? Почему равнодушно прошёл мимо, будто бы ничего не понимает? Кате так хотелось его поддержки, его внимания, хотя бы одно слово, хотя бы единственный сочувствующий взгляд. Но у мужчины не хватало моральных и физических сил ещё и на это….