-В диагнозе ошибка, перестаньте давать эти лекарства дочери! Шепнула вчера нанятая сиделка отцу-богачу. А едва банкир незаметно дал ИХ молодой жене вместо дочери, ОЦЕПЕНЕЛ от результата

Я не вижу у вашей дочери тех признаков, под которые обычно назначают этот препарат. Да, у нее есть некоторые симптомы, слабость, снижен аппетит, периодические жалобы на боли в животе, но их причина похожа не в том заболевании, для лечения которого выписывался препарат. Мне нужно еще посмотреть анализы крови и мочи.

Более свежие, чем у вас в документах. Но уже сейчас могу сказать, что дальнейший прием этого средства может ей навредить. Андрей почувствовал, как внутри у него что-то обрывается и тут же поднимается волной облегчения, значит, Анастасия была права.

Но сколько же времени Оля принимала этот препарат и что это могло ей стоить? «Понятно, — тихо ответил он, — мы сейчас же прекратим давать ей это лекарство. А что насчет Марины? Супругу я сейчас осмотрю, — сказал профессор. — Передайте ей, что я приду через пару минут.

Андрей проводил врача и ассистентов в спальню Марины. Оставаться внутри он не стал, чувствовал себя неловко, да и думал, что жене будет спокойнее без посторонних. Сам вернулся к Анастасии, которая сидела в детской.

— Ну что? — спросила она, поднимая на него взволнованный взгляд. — Похоже, что вы были правы. Андрей тяжело сел на стул.

Простите, что не доверял вам с самого начала. Вы, вы спасли мою дочь от чего-то ужасного. Я это понимаю.

Анастасия расправила плечи, видно было, что она и рада, и взволнована. Я не герой, просто я не могла молчать. А что теперь будет? Сейчас они осматривают Марину.

Надеюсь, все обойдется и для нее. Минут через 20 в коридоре послышались шаги. Профессор Барсукевич вышел из комнаты Марины, слегка нахмурившись.

Андрей бросился к нему. — С ней все в порядке? — Судя по всему, серьезной опасности нет, — проговорил профессор. — По крайней мере.

Ничего необратимого я не обнаружил. Но она очень ослаблена, наблюдаются перебои в работе сердца, носящие функциональный характер. Возможно, дело в том, что для взрослого этот детский препарат не предназначен.

Нужен покой, нужно время, чтобы организм вывел этот препарат. Мы оставим вам набор рекомендаций. Если в течение суток ее состояние не нормализуется, лучше госпитализировать.

Андрей со вздохом облегчения прикрыл глаза, хоть что-то хорошее. Профессор продолжил, но что самое главное, я бы настоятельно рекомендовал вам провести полное обследование супруги, у нее явно не все в порядке с нервной системой. Я не хочу вторгаться в личное, но возможно у нее бывают приступы панических атак.

Это могло вызвать головную боль и сильное сердцебиение. А прием непривычного препарата только усугубил картину. Андрей кивнул.

Слова профессора прозвучали, как приговор его нынешней семейной жизни. Ведь он и сам замечал за Мариной частые перепады настроения, моменты тревожности. Он считал, что это просто стресс, она ведь вышла замуж за богатого, известного человека, столкнулась с непривычным образом жизни и стала мачехой для ребенка, потерявшего мать.

И теперь эти факты складывались в одну мозаику, женщина, которая и без того напряжена, вдруг случайно принимает не то лекарство, результат на лице. Когда врачи уехали, оставив большой лист назначений и советов, дом погрузился в тягучую атмосферу неопределенности и облегчения одновременно. С одной стороны, Олю спасли от дальнейшего приема ошибочного препарата, профессор подтвердил, что девочка не нуждается в такой терапии.

Что нужно искать истинную причину ее недомоганий. Возможно, стресс, возможно, какие-то пищевые непереносимости. С другой, Марина лежала, практически не вставая с кровати, и Андрей не знал, как подступиться к ней, что сказать, как объяснить всю эту ситуацию.

Он растерялся, рассказывал ли он, что на самом деле произошло. Что сиделка заметила ошибку, что лекарство вообще-то предназначалось ребенку, но, как выяснилось, ребенку оно тоже было не нужно. К концу дня он решил набраться смелости и поговорить с женой начистоту.

Зашел к ней в комнату. Марина лежала, глядя в потолок. Он закрыл за собой дверь и сел на стол рядом с кроватью.

«Марина», — начал он тихо, — «как ты себя чувствуешь?» Она повернула голову и попыталась улыбнуться. Чуть лучше. Но все равно слабость какая-то, и внутри дрожь.

С врачами я разговаривала совсем немного, они сказали, что я случайно приняла препарат, который не подходит мне. «Но откуда он у нас дома?» Андрей сглотнул комок в горле. «Марин, дело в том, что это лекарство выписывали Оле.

Ей поставили какой-то, так, возможно, неверный диагноз. Сегодня профессор сказал, что лечение было неверным, и этот препарат ей тоже нельзя. Я пока не разобрался, кто виноват, но, похоже, врач ошибся.

Глаза Марины расширились. Господи! Значит, все это время Оля принимала что-то опасное. Не совсем опасное, Андрей попытался смягчить, но потенциально вредное.

И потом, мы не давали его ей так долго, буквально месяц. А сейчас, слава Богу, выяснили это вовремя, до серьезных последствий. «А как же я?» – прошептала Марина, значит, я выпила то, что, да, Андрей потупился.

«Прости, я не убрал коробочку вовремя. Я запаниковал, думал, что будет, если Оля не примет дозу по расписанию, не хотел, чтобы прислуга болтала языком, решил сам разобраться. И тут ты в коридоре, у тебя головная боль, ты в обморок чуть не упала.

Все произошло очень быстро. Я недооценил последствия. «Прости».

Марина закрыла глаза, по щеке скатилась слеза. «Я не знаю, что и сказать. У меня такое чувство, будто все это – дурной сон.

Первое время я старалась выглядеть перед тобой сильной, но я устала, Андрюша. В этом доме все настолько сложно. Я не могу успеть привыкнуть к роли твоей жены, к обязательствам, к тому, что у Оли вечно эти медицинские процедуры.

Мне казалось, что я должна заменить ей мать, а вдруг я только вред приношу». Она разрыдалась. «Андрей осторожно взял ее за руку.

Ты не виновата, это моя ошибка. Мне надо было лучше разобраться в ситуации с этими врачами, я был слишком уверен в их компетенции. Я был слеп и не увидел, что нас обманывают или просто некачественно лечат.

Но мы все исправим, Марина. Я люблю тебя. И прошу только об одном, давай в будущем не будем ничего скрывать друг от друга.

Если тебе плохо, говори сразу, не дожидайся, пока головная боль станет невыносимой». Марина всхлипнула, кивнула. «Хорошо, я постараюсь».

Так закончился этот сумасшедший день. Но это был лишь первый акт драмы. На следующий день Андрей назначил несколько повторных консультаций у разных специалистов, а Анастасии поручил полностью следить за здоровьем Оли.

Участвовать во всех обследованиях и держать его в курсе. В течение недели они посетили лучшую детскую клинику города, где Олю осмотрели под разными углами, сделали рентген, ультразвук, сдали анализы крови на кучу показателей. Выяснилось, что у девочки анемия, вызванная плохим питанием и стрессом, возможно психологическим, ведь смерть матери, появление новой мачехи, перемены в доме, могли повлиять на ребенка больше, чем отец думал.

Также выявили некоторую чувствительность к лактозе. Но как сказали доктора, это все поправимо, никакого тяжелого диагноза, требующего серьезных медикаментов, у Оли нет. Андрей злился и негодовал, но прежде всего, на себя.

Он понимал, что беспечность и доверчивость к звездным врачам привела к тому, что почти месяц его дочь пичкали ненужными таблетками. К счастью, это не успело серьезно ее повредить, но он чувствовал себя ужасным отцом. Анастасия оказалась единственной.

Кто проявил бдительность, и теперь Андрей чувствовал, что у него к ней особый долг. Однако этот долг шел рука об руку с новым напряжением. Марина стала замечать, что Андрей проводит больше времени в компании Анастасии, чем с ней.

Они вместе ездили в клинику, общались с врачами, обсуждали лечение Оли. Марина лежала дома, пытаясь оправиться от своей слабости, а когда встала на ноги, обнаружила, что Андрей чаще всего уходит по делам. Иногда берет с собой Анастасию, якобы чтобы так консультировала его по вопросам здоровья Оли или помогала присматривать за дочерью.

В душе Марины закипала ревность. Ей казалось, что молодой сиделке, а Анастасии было всего-то 24 года, может быть интересен богатый мужчина. Она стала придираться к мелочам, спрашивать Андрея, зачем он выделяет для сиделки отдельную машину с водителем, почему сам с ней ездит на прием к врачу, а не отправляет в сопровождение горничной.

Он объяснял, что Настя – единственный человек, кто разбирается в тонкостях этих анализов, что именно она первой обнаружила ошибку, поэтому логичнее, чтобы она общалась с докторами. Но Марина, испытывая недоверие, все больше закрывалась в себе. Так прошел примерно месяц.

Оля уже не принимала никакого сильнодействующего лекарства, перешла на витамины и специальные белково-витаминные коктейли, стал улучшаться аппетит, прошли боли в животе. Малышка чувствовала себя заметно лучше. А главное, стала улыбаться чаще, бегать, играть, у нее появилась энергия.

Анастасия заметила, что ребенок тянется к ней, обнимает ее, иногда, когда Андрей выходит из комнаты, шепчет «Спасибо, что заботишься обо мне и папе». Сама Анастасия ощущала огромную теплоту к девочке. Она старалась уделять малышке максимум внимания, играла с ней в развивающие игры, читала сказки на ночь, рассказывала про разные интересные факты из своего медицинского опыта, подстраиваясь под детский уровень восприятия.

И это сближало их. Марина, видя это сближение, ощущала нечто вроде уколов совести, что сама не может наладить такой контакт с Олей. И одновременно она чувствовала обиду на Анастасию.

Зачем она так пытается занять место, которое по праву должно принадлежать мне. Этот внутренний конфликт привел к тому, что в один из дней Марина подошла к Андрею и заявила «Может, нам уже не нужна эта сиделка. Оля выглядит здоровой…