В 25 лет я построил свой дом, а на новоселье мать отвела меня в сторону…

«Одинаково?» Дмитрий посмотрел на мать с таким выражением, что она невольно отступила. «Одинаково» — это когда одного в восемнадцать лет выгоняют на улицу, а другому в двадцать три все еще покупают игрушки. «Но Богдан младший.

Ему труднее». «Богдану труднее?» Дмитрий обернулся к брату. «Расскажи, Богдан, что у тебя было трудного? Мама на тебя не нарадовалась? Выполняла каждое твое желание? Где трудности?» Богдан молчал, глядя в пол.

Он понимал, что его позиция в этом споре не самая выгодная. «А знаешь, что самое смешное», — продолжал Дмитрий, — «ты действительно думаешь, что я должен отдать дом Богдану, искренне думаешь, потому что в твоем мире я существую только для того, чтобы обеспечивать его благополучие». «Дмитрий, прекрати!» Анна Ивановна повысила голос.

«Я твоя мать, я тебя родила». Родила, да. А растила, любила, поддерживала или только кормила и одевала по необходимости.

«Как ты можешь так говорить?» «Легко, потому что это правда». Дмитрий подошел к матери вплотную, она была ниже его, и ему пришлось наклониться, чтобы посмотреть ей в глаза. «Послушай меня внимательно», — сказал он тихо, — «этот дом я построил своими руками.

Каждый кирпич, каждая доска пропитаны моим потом и кровью. Я строил его 12 лет, сначала в мечтах, потом в реальности. Это мой дом, мой и Ольги, и никому я его не отдам.

Но Богдану жить негде. Это не моя проблема, пусть работает, копит деньги, покупает свое жилье, как я делал. Но ты же старший, ты должен помочь».

«Я никому ничего не должен, особенно тем, кто выбросил меня на улицу». Анна Ивановна поняла, что разговор зашел в тупик. Она попробовала другую тактику — слезы.

«Сынок, ну как ты можешь?» Она достала платок, вытерла глаза. «Я же старая, больная, мне помощь нужна, а не ругань». «Помощь?» Дмитрий усмехнулся.

«Какая помощь? Дом отобрать и подарить Богдану». «Ну почему отобрать? Это же для семьи. Пусть лучше используется по назначению».

«По назначению он и используется. Я здесь живу с женой». «Но вы же бездетные, а Богдан семью создавать собирается».

«Создавать — не значит создал. И потом наши планы на детей — не твое дело». Ольга, которая все это время молчала, наконец не выдержала.

«Анна Ивановна, может, не будем больше об этом? Видите же, что Дмитрий расстроился». «А что его расстраиваться?» Мать обернулась к невестке. «Семья просит помощи.

Нормальный человек поможет». «Нормальный человек», — повторил Дмитрий. «А что нормального в том, чтобы просить сына отдать дом, который он строил семь лет?» «Ну не отдать, а уступить.

Для брата, для семьи». «Для Богдана», — поправил Дмитрий. «Все всегда для Богдана».

Он отошел от матери, сел в кресло у камина. Огонь потрескивал, создавая иллюзию уюта, но атмосфера в доме накалилась до предела. «Знаешь, мама, — сказал он устало, — я думал, что время изменит нас, что мы стали старше, мудрее, что, может быть, наконец, поговорим, как взрослые люди».

«Мы и говорим, как взрослые?» «Нет». «Ты говоришь, как семь лет назад, все те же требования, все та же логика, Дмитрий должен, Дмитрий обязан, Дмитрий уступит. Но ты же старший сын».

«Я такой же сын, как и Богдан, но это ты никогда не поймешь». Анна Ивановна поняла, что убеждения не действуют. Она попробовала давить на жалость, подошла к дивану и с театральным вздохом опустилась на него.

«Ох, сердце прихватило», — сказала она, хватаясь за грудь. «Нервы, видимо. В моем возрасте такие стрессы противопоказаны».

Дмитрий даже не повернул головы. «Не актерствуй, сердце у тебя здоровое». «Дмитрий», — возмутилась мать, — «как ты можешь? Я же плохо себя чувствую».

«Чувствуешь себя ты нормально. Просто не получается добиться своего». Богдан решил поддержать мать.

«Брат, ты что, не видишь? Маме плохо. Маме плохо от того, что не может заставить меня отдать дом. Вот что маме плохо».

Анна Ивановна поняла, что спектакль не удался. Она резко выпрямилась, и лицо ее изменилось, стало жестким, злым. «Знаешь что, сынок», — сказала она совсем другим тоном, — «я вижу, что ты стал жадным.

Богатство испортило тебя. Семью на деньги поменял». «Это я на деньги поменял?» Дмитрий, наконец, обернулся к ней.

«Или это ты появилась в моей жизни, только когда узнала, что у меня есть деньги?» «Да как ты смеешь?» «Смею. Потому что это правда, семь лет ты не знала, жив ли я, а узнала, что дом построил, сразу объявилась». «Я думала, ты сам придешь»…