У свежей могилы каждую ночь выла стая собак. Охранник установил камеру и от увиденного мгновенно поседел…

Мамуль, ну ты что? Красавица она и умница. Я люблю ее, говорил он, улыбаясь. Анна Васильевна, будучи кротким и мудрым человеком, никогда не хотела силой навязывать свое мнение.

Она решила, если сын любит, значит, так тому и быть. Пусть живут счастливо, а она примет Наталью такой, какая она есть. К сожалению, ее опасения оказались правдой.

После смерти Егора Наталья показала свое истинное лицо. Погоревала она недолго, а затем совершенно отдалилась от Анны Васильевны. Она не позволяла бабушке видеться с Толей, а сама явно старалась как можно скорее начать новую жизнь, оставив все прошлое позади.

Анна Васильевна чувствовала, что ее просто вычеркнули из жизни, как ненужную вещь. Она страдала, но не могла ничего изменить. Уже через три месяца после смерти мужа Наталья начала устраивать свою личную жизнь.

Ее не останавливали ни воспоминания о супруге, ни обязанности перед сыном. Толя, оставшийся без должного внимания матери, предоставленный самому себе, быстро оказался в плохих компаниях. Улица стала его вторым домом, а пример, который он видел, был далек от идеального.

Наталья, занятая поиском очередного мужа, лишь изредка вспоминала о воспитании сына, но ее попытки ни к чему хорошему не приводили. Иногда она отправляла Толю к Анне Васильевне на лето, чтобы тот не мешал ее личной жизни. Но это решение только усугубляло ситуацию.

В доме бабушки мальчик долго не задерживался. Он считал Анну Васильевну слишком строгой и скучной. Уже через три дня, проведенных у нее, он начинал конючить, чтобы его забрали обратно.

Эта училка надоела совсем. Только и твердит, учи, занимайся. Вырастешь настоящим человеком будешь.

А я хочу гулять с друзьями, а не читать ее дурацкие книги, возмущался он, звоня матери. Наталья не спорила и забирала сына. Ее это устраивало, сын снова оказывался предоставлен самому себе, а она могла спокойно заниматься устройством своей жизни.

Прошли годы. Наталья, сменив нескольких мужей, окончательно осела в глухой деревне с пятым по счету супругом. Ее жизнь текла своим чередом, и она давно перестала вспоминать ни о сыне, ни о свекрови.

Толя вырос, но воспитание улицы оставило на нем свой отпечаток. Из мальчика, которого еще можно было наставить на правильный путь, он превратился в наглого и бесцеремонного взрослого мужчину. Он долго не вспоминал о бабушке, но однажды, спустя сорок лет, внезапно объявился у ее порога.

Однако визит был далек от радости встречи с родственницей. Вместо этого он с порога начал кричать. «Твое место давно на кладбище.

Почти девяносто лет, а ты все еще ползаешь. Не себе, не людям. Мои друзья давно унаследовали от своих престарелых родственников квартиры, а я все никак дождаться не могу».

Его голос звучал грубо, а тон был пропитан злобой. Анна Васильевна растеряно смотрела на своего единственного внука. Ей было больно слышать такие слова, но она не перебивала, только молча вытирала дрожащими руками слезы.

Толя продолжал. «Нам с Леночкой уж скоро по пятьдесят будет, а жить все негде. По съемным квартирам скитаемся.

Купить свое жилье ни на что. А ты, вон, бесплатно квартирку получила, государство подарило. Сколько еще ты будешь цепляться за эту жизнь? Даю тебе год.

Год, слышишь? А дальше думай сама, куда податься, либо в дом престарелых, либо в рай. Выбирай» Толечка.

Но ведь я еще живая пока. «Меня в рай не примут», — тихо произнесла Анна Васильевна, дрожащим голосом пытаясь найти хоть каплю понимания. «Слушай, бабка», — он перебил ее, не обращая внимания на ее отчаяние.

«Не доводи до греха. Все равно долго ты уже не протянешь. Будь умнее, освободи место.

Уходи по-добру, по-здорову», — произнес Толя, сверкая глазами, в которых читалось не презрение, а безграничная холодность. «А то ведь, бабка, за море голодом еще хуже будет. И не думай полицию на меня натравить.

У меня там такие связи, что тебе и не снилось. Они помогут мне, а не тебе, ясно?» Толя резко развернулся, бросил напоследок. «Год тебе, слышишь? А потом пеняй на себя, бабка».

Он ушел, громко хлопнув дверью. В квартире повисла гнетущая тишина. Анна Васильевна осталась одна со своим горем.

Некому было излить душу, некому пожаловаться. Подруг-соседок, с которыми она раньше делила радости и беды, уже давно не осталось, всех забрала беспощадная старость. Теперь ей никому было обратиться за утешением…