Твій рак зачекає, у мами ювілей! Чоловік зняв усі гроші з онкорахунку Марини на банкет свекрусі. На святі свекруха виблискувала в новій брендовій сукні, поки не отримала дзвінок з НЕВІДОМОГО номера

Игорь наконец собрался с духом, вышел из машины и поднялся на третий этаж. Дверь распахнулась, как только он позвонил: Тамара Петровна, словно зная, что сын приедет, ждала его у порога. «Игоречек!» — она раскрыла объятия. «Проходи скорее, я пирожки с капустой испекла, твои любимые». В квартире пахло выпечкой и ванилью. Этот запах всегда ассоциировался у Игоря с детством. Мать часто пекла, чтобы порадовать его. Но этот приторно-сладкий аромат, как и многое другое, имел двойное дно: забота с привкусом контроля.

«Мам, нам нужно поговорить», — сказал Игорь, проходя на кухню. «Конечно, сыночек», — она засуетилась, доставая чашки. «Чай будешь? Или кофе?» «Ничего не буду», — он сел за стол, собираясь с мыслями. «Это насчет твоего юбилея». Лицо Тамары Петровны просияло. «Ах, юбилей! 60 лет — это не шутка, знаешь ли! Я уже составила список гостей, человек сто получается. Конечно, ресторан нужно заказать хороший, чтобы с видом на реку. “Ривьера” или “Причал”, что думаешь?»

Игорь закрыл глаза, чувствуя, как начинает пульсировать вена на виске. «Мама, послушай. У нас сейчас нет денег на пышное празднование. Все сбережения уходят на лечение Марины, сама знаешь. Может, отметим скромно, дома? Или отложим до лучших времен?» Улыбка медленно сползла с лица Тамары Петровны. Ее взгляд стал холодным и колючим. «Отложим?» — переспросила она. «Ты предлагаешь отложить мой юбилей, который бывает раз в жизни, из-за… нее?» Она никогда не называла Марину по имени в разговорах с сыном. Всегда только «она», «твоя» или, в лучшем случае, «твоя жена». Словно отказывалась признавать в невестке живого человека.

«Не из-за нее, мама», — устало возразил Игорь. «Из-за обстоятельств. У Марины рак, ей нужна операция. Это вопрос жизни и смерти». «А моя жизнь, значит, ничего не стоит?» — голос Тамары Петровны задрожал. «Я растила тебя, жертвовала всем ради тебя. А теперь, когда мне нужно немного внимания, немного праздника перед старостью, ты предлагаешь мне отложить?» Она театрально прижала руку к груди, и Игорь невольно поморщился. Эти драматические жесты он видел всю жизнь — каждый раз, когда мать не получала желаемого.

«Я не говорю, что не будет праздника», — попытался он смягчить ситуацию. «Просто сейчас не лучшее время для…» «Для чего? Для того, чтобы уважить мать?» — перебила его Тамара Петровна. «Скажи честно, Игорь, это она тебя настраивает? Она сказала, что деньги нельзя тратить на юбилей старухи-матери?» «Марина даже не знает, что я здесь», — Игорь потер виски. «Это мое решение, мама».

«Твое?» — Тамара Петровна горько усмехнулась. «С каких пор у тебя появились свои решения? Ты всегда был маминым мальчиком, всегда делал, как я говорю. А потом появилась она, и все изменилось. Даже болеть умудрилась специально, чтобы привязать тебя к себе еще крепче». «Мама!» — Игорь повысил голос. «Никто не выбирает болеть раком. Это несправедливо — обвинять Марину». «Несправедливо?» — Тамара Петровна встала, упирая руки в бока. «Знаешь, что несправедливо? То, что мой единственный сын предпочитает какую-то бухгалтершу своей родной матери. То, что я проживу свой юбилей в одиночестве, пока ты будешь у постели этой… этой!»

Она не закончила фразу, но в этот момент ее лицо исказилось, она схватилась за грудь и тяжело осела на стул. «Мама!» — Игорь вскочил, испуганно глядя на побледневшее лицо Тамары Петровны. «Что с тобой? Сердце? Таблетки где?» «В сумочке», — прошептала она, указывая дрожащей рукой на сумку, висевшую на спинке стула. Игорь бросился к сумке, лихорадочно перебирая содержимое, пока не нашел маленькую коробочку с нитроглицерином. Он вытряхнул таблетку на ладонь матери. «Под язык, быстро!» Тамара Петровна послушно положила таблетку под язык и закрыла глаза. Несколько минут они сидели в тишине: она, постепенно приходя в себя, и он, держа ее за руку и чувствуя, как холодный пот стекает по спине…