«Ти нам зава жаєш». Знахабнілі діти відвезли 80 річну маму в Будинок для пристарілих . Та варто їй було переступити поріг, як усі ЗАЦПЕНІЛИ від побаченого…

Баба Валя уже часа три как сидела под дверью своей комнаты и прислушивалась. Ей очень хотелось попасть на кухню, очень хотелось есть, но нельзя. В кухне всё это время находилась невестка.

Вначале она готовила завтрак, потом кормила им свою дочку и мужа, сына бабы Вали. А сейчас она просто там сидела. Наверное, пила кофе, ела бутерброды или ещё что-то и смотрела телевизор.

Баба Валя слышала, как закончилась одна передача и началась другая. А Наталья всё сидела на кухне, как будто не могла пойти смотреть телевизор в зал. Баба Валя понимала, почему невестка так ведёт себя.

Это показать старушке, кто из них тут хозяйка. Нелепо, но в собственном доме пожилая женщина в последнее время и выйти без оглядки не могла и своей крошечной комнаты. А всё потому, что невестку раздражало всё в бабе Вале.

Как она ходит, как говорит, как дышит даже. Не так давно она высказала Егору, сыну бабе Вали, что старуха доводит её. Роняет крошки во время еды, иной раз посуду бьёт, потому что руки-крюки, как она выразилась.

И всё время охает, ойкает, сопит, как бегемот. Говорила Наталья это громко, чтобы баба Валя всё это слышала. — Ты скажи своей матери, чтобы на глаза мне не попадалось, — кричала Наталья.

— Ты же знаешь, что она меня специально изводит, а я беременна, мне нельзя нервничать. Егор что-то бормотал, а Наталья продолжала выдвигать свои требования. — Значит так, когда я на кухне, пусть даже не заходит, и ест в своей комнате, и в уборной появляется, когда меня дома нет, и пусть там аккуратнее, надоело за ней унитаз перемывать.

И тряпки свои пусть в комнате сушит, а то весь двор завесила, стыдно на улицу выходить. Баба Валя всё это слушала, и ей плакать хотелось. — Как же так? — Наталью послушать, так она безалаберная и неопрятная.

Но это же не так. Баба Валя всегда отличалась аккуратностью. Другое дело, что возраст даёт о себе знать, а потому действительно иногда за ужином могла и кусочки ронять, и крошки из беззубого рта вылетали.

Сноха в такие моменты кривилась и ругалась. Её пятнадцатилетняя дочь Кристина тоже давала всем видом понять, что неприятна ей эта картина. Но баба Валя понимала, что, наверное, картина и правда не очень приятная, а потому всячески старалась угодить новой невестке.

То посуду рвалась помыть, то что-то приготовить. И тут опять всё не так. По мнению Натальи, мыла старушка посуду плохо, в вилках оставляла кусочки пищи, тарелки с разводами, а иной раз чашка или та же тарелка выскальзывала из рук старушки и со звоном падала на пол, разбиваясь на мелкие осколки.

Наталья взрывалась, орала как резаная, что баба Валя безрукая, а когда старушка хваталась за веник, то тут же отбирала его со злостью. — Сама уберу! — почти рычала невестка. — От вас толку, все осколки только по комнате разметёте, потом Егор или мы с Кристиной порежемся.

Иди к себе лучше и не высовывайся. Не высовывайся. Поначалу баба Валя думала, что невестка в сердцах это говорит, ляпнула да забыла, что называется, а потом поняла, что Наталья всё уже решил.

Однажды к старушке зашёл сын и, опуская глаза, сообщил, что лучше, если она из комнаты будет выходить только в случае крайней необходимости. — Сиди тут, вон у тебя вязание, книжки, спи больше, — говорил Егор. — Мы еду тебе в комнату будем приносить.

— Да как же так, сыночек! — ахнула баба Валя. — А я в своём доме не могу лишнего шагу шагнуть, не по-людски это. — Не драматизируй, — отмахнулся Егор.

— Ты же сама видишь, что Наташе сейчас тяжело, поэтому не нервируй её лишний раз. Ну, если не хочешь есть в комнате, то выходи на кухню, когда её там нет, и стирку свою запускай, когда Наташа уходит. Кстати, я в комнате тебе верёвок навешаю, тут и сушить будешь…