Тетя, вам случайно малыш не нужен? Заберите моего братика, ему 5 месяцев, и он очень хочет кушать… Услышав это, Марина обернулась и увидела 8-летнего мальчика с младенцем на руках. А когда развернула одеяльце, ОЦЕПЕНЕЛА от увиденного…

Теперь она не позволит этому случиться с мальчиками. Она пройдёт с ними весь путь, каким бы трудным он ни был. «Мы справимся», — сказала она, не зная, убеждает ли Диму или саму себя.

«Вместе мы совсем справимся». И впервые за долгое время она действительно в это верила. Первые недели были похожи на хождение по минному полю.

Марина никогда раньше не была матерью и часто ловила себя на сомнениях: правильно ли она делает, не слишком ли требовательна или, может, наоборот, излишне мягка? Она искала баланс между дисциплиной и свободой, между заботой и необходимостью научить мальчиков самостоятельности. Дима поначалу был замкнут и насторожён.

Он благодарил за каждую мелочь так, словно ему оказывали величайшую милость. Просыпался до рассвета, заправлял постель с аккуратностью старого солдата. Предлагал помощь во всём — от мытья посуды до укачивания брата.

«Тебе не нужно работать как взрослому», — говорила ему Марина, замечая, как он вытирает пол после того, как Артём опрокинул чашку с соком. «Ты ребёнок. Твоя главная задача — ходить в школу, играть, отдыхать».

Дима смотрел на неё с непониманием, почти испугом, будто она предлагала ему нечто запретное, опасное. «Я должен помогать», — твердил он. «Иначе…»

Он не договаривал, но Марина понимала: «иначе ты выгонишь нас». Этот невысказанный страх, что их отправят обратно, если они будут недостаточно полезны, мучил Диму особенно в первые месяцы. Артём привыкал легче — в его возрасте память ещё не удерживала прошлое крепко.

Он быстро признал Марину своей, тянулся к ней, улыбался беззубой улыбкой, учился говорить первые слова. «Ма», — называл он её, ещё не понимая всего значения этого слова, но уже наполняя его бесконечным доверием. А вот с Димой Марине пришлось пройти долгий путь.

Снимать, как луковую шелуху, слои недоверия, страха, привычки к плохому обращению. Школа, куда она записала мальчика, была выбрана тщательно — небольшая, с хорошими отзывами, с психологом, который специализировался на работе с детьми из сложных семей. Дима пошёл во второй класс, хотя по возрасту мог бы и в третий, но из-за нерегулярного посещения школы раньше у него были пробелы в знаниях.

«Он очень способный», — говорила его учительница, Анна Павловна, женщина с добрыми глазами и умением находить подход к самым сложным детям. «Схватывает на лету, но замкнутый, почти не общается с одноклассниками». Марина видела это и сама.

Дима держался особняком: в столовой ел торопливо, будто боялся, что еду отберут, на переменах стоял у стены, наблюдая за играми других детей, но не присоединяясь. Ночами он часто просыпался от кошмаров, кричал что-то неразборчивое, метался в постели. Марина приходила к нему, садилась рядом, но не трогала — он не любил внезапных прикосновений, они заставляли его вздрагивать и отшатываться.

«Всё хорошо», — говорила она тихо. «Ты в безопасности, это только сон». Постепенно, день за днём, капля за каплей, она пробивалась к сердцу мальчика, покрывшемуся коркой защитного льда. Первый настоящий прорыв случился через полгода после того, как дети переехали к ней.

Был обычный вечер: Марина сидела с ноутбуком, работая над текстом для заказчика, а Дима делал уроки за столом напротив. Артём уже спал в своей кроватке. Дима вдруг поднял голову от тетради и спросил: «Ты нас правда не отдашь обратно?» Вопрос прозвучал так внезапно, что Марина замерла, пальцы зависли над клавиатурой.

«Никогда», — твёрдо ответила она. «Вы мои дети, я вас люблю». Она ждала очередного недоверчивого взгляда, но Дима вдруг улыбнулся — по-настоящему, впервые на её памяти, так, что осветилось всё его лицо. «Я знаю», — сказал он, и в этих двух словах было столько уверенности, что Марина почувствовала, как к горлу подкатывает комок.

В тот вечер Дима впервые сам подошёл к ней, когда она сидела на диване, и прижался, позволив себя обнять. Шли месяцы, и Марина наблюдала, как расцветают её дети, подобно растениям, впервые получившим свет и воду после долгой засухи. Дима начал меняться — сначала почти незаметно, потом всё явственнее.

Перестал вздрагивать от резких звуков. Начал спокойнее спать. Научился смеяться — сначала тихо, потом всё громче, заразительным детским смехом, который так шёл его лицу.

В школе тоже произошли изменения. Он стал поднимать руку на уроках, даже если не был до конца уверен в ответе. Перестал прятать глаза при разговоре со взрослыми.

У него появился друг — Костя, веснушчатый мальчишка, живший в соседнем доме, такой же любитель конструкторов и научной фантастики. Однажды Дима вернулся из школы возбуждённый, с блестящими глазами. «У нас будет эстафета», — выпалил он с порога.

«И я буду бежать за класс!» «Это замечательно!» Марина обняла его, чувствуя, как колотится от волнения его сердце.

«Я обязательно приду поболеть за тебя». В тот день, стоя на школьном стадионе среди других родителей, она смотрела, как Дима несётся по беговой дорожке, вытянувшись всем телом, с пылающими от усилия щеками и сосредоточенным взглядом. Он был не самым быстрым, финишировал третьим, но когда посмотрел на трибуну, пытаясь найти её взглядом, Марина почувствовала такую гордость, что едва могла дышать.

Тем вечером они устроили праздничный ужин. Дима рассказывал о забеге с таким энтузиазмом, что даже Артём слушал, открыв рот, хотя мало что понимал. «А учитель физкультуры сказал, что я мог бы заниматься в секции», — вдруг выпалил Дима, глядя на Марину с надеждой.

«В нашем районе есть велосекция». Он сказал: «У меня хорошие данные». Марина замерла.

Секция — это дополнительные расходы: форма, возможно, специальный велосипед. Их бюджет был рассчитан до копейки, со всеми скидками на детские пособия и выплаты на опекаемых детей. Но глаза Димы светились таким ожиданием, таким нетерпением, что она не могла ответить отказом.

«Конечно», — сказала она, мысленно пересчитывая, от чего придётся отказаться, чтобы позволить себе ещё одну статью расходов. «Завтра же узнаем все подробности». Дима просиял, а потом вдруг сказал: «Спасибо, мама»…