* Собирая грибы, чтобы выжить на маленькую пенсию, я провалилась в тайник под землёй… От увиденного внутри, волосы дыбом стали…

Когда он отдал мне деньги, у меня в голове что-то щелкнуло. Я подумал, почему ему все, а мне ничего? Это был миг слабости, затмения. А потом уже было поздно отступать.

Я запутался во лжи, в угрозах. Он рассказал, как подстроил обвинение в хищении, как угрожал Степану, как заставил его исчезнуть. Рассказал, как через несколько лет, мучимый совестью, действительно переписал квартиру на Клавдию, обставив все как помощь государства вдове пропавшего героя труда.

Я думал, так я искуплю вину, говорил он. Думал, что если они получат дом, все будет хорошо. Но это не помогло.

Этот грех лежал на мне камнем всю жизнь. Моя жена, мать Киры, она все знала. Это тайно разрушило нашу семью.

Мы жили в той квартире, но в ней никогда не было счастья. Каждый угол напоминал мне о Степане. Я продал ее при первой же возможности, как только жена умерла.

Я сбежал. Но от себя убежать не смог. Кира слушала исповедь отца, и лицо ее становилось каменным.

Она всю жизнь прожила с любящим, но вечно печальным и больным отцом, не понимая причин его тоски. И вот теперь эта страшная правда обрушилась на нее. «Так вот почему ты никогда не говорил о прошлом», – прошептала она.

«Вот почему ты вздрагивала от каждого звонка в дверь». Аркадий молчал. По его лицу снова текли слезы.

Наконец он посмотрел на меня. «Чего вы хотите?» – спросил он. «Денег.

У меня немного осталось. После продажи той квартиры я почти все отдал на лечение жены, потом на этот дом. Но кое-что есть.

Заберите все. Мне уже ничего не нужно. Я просто хочу… хочу уйти с миром».

Я покачало головой. «Мне не нужны ваши деньги, Аркадий. Я приехала не за этим.

Я приехала за правдой, за честным именем для отца моего мужа, чтобы мой сын Глеб, внук Степана, знал, что его дед был не пропавшим без вести, а героем, который пожертвовал собой ради семьи». В этот момент Кира поднялась. Она посмотрела на своего отца, потом на меня.

В ее глаза больше не было страха. В них была решимость. «Нет», сказала она твердо.

«Вы возьмете деньги. Не для себя. Для вашего сына.

Папа». Обратилась она к Аркадию. «Ты должен это сделать.

Это не искупит твою вину полностью. Но это будет первый шаг. Мы не можем вернуть Степану его жизнь.

Но мы можем помочь его внуку. Это наш долг». Аркадий посмотрел на дочь с удивлением и благодарностью.

Он увидел в ней не осуждение, а поддержку. Он медленно кивнул. «Да», сказал он.

«Дочка права. Это единственное, что я еще могу сделать, чтобы хоть как-то, хоть что-то исправить». Я вернулась домой поздно вечером, совершенно опустошенная, но с чувством исполненного долга.

На следующий день я позвонила Глебу и Полине и попросила их срочно приехать. Они явились настороженные, ожидая очередного витка нашего конфликта. Я молча усадила их за кухонный стол, тот самый, где я читал дневник, и рассказала им все..