* Смертельно больная миллионерша бредя по зимнему парку, а увидев замерзающих на скамейке мужчину с ребенком — забрала их к себе… А когда ночью заглянула в спальню, ОЦЕПЕНЕЛА от увиденного
Он замолчал. Она не перебивала. Только смотрела, чуть склонив голову.
Я работал строителем. Мелкий подряд, частные дома. Потом заказчик сбежал, остался долг.
Счета арестовали. Жена… Он сглотнул.
Жена умерла от тромба. За две недели. Я не успел даже с сыном попрощаться с ней в больнице, нас не пустили, потому что не положено.
Анастасия положила руку на стол, ближе к нему, но не коснулась. После ее смерти я пытался все собрать, собрать жизнь по кусочкам. Но чем сильнее старался, тем больше рушилось.
В один день у нас отобрали квартиру. Просто, на основании долга по кредиту. Я не знал, что она его брала.
Хотела мне помочь купить станок. Все пошло прахом. Почему не обратились за помощью? К кому? Его глаза вспыхнули.
Те, кого я считал друзьями, исчезли. Родственники? У всех свои семьи, свои дети. Никому не нужны нищие, особенно с ребенком.
Анастасия кивнула. Медленно. Без слов.
Она знала это чувство — быть не нужной. Только у нее оно было другим. Ты вроде как нужна всем, но никто не интересуется тобой по-настоящему.
Как только ты перестаешь быть полезной, все. Ты просто тень. Я просто не хочу, чтобы Тимка жил с мыслью, что его отец — неудачник, сказал Виктор.
Он — единственное, что у меня осталось. И я сделаю все, чтобы у него было детство. Хоть какое-то.
Она посмотрела на него с новым уважением. Не жалостью, именно уважением. Перед ней сидел человек, который прошел через ад, но не озлобился.
Остался честным. И теплым. «Вы знаете, — сказала она, глядя в чашку, — я в вас увидела себя.
Только наоборот. Вы потеряли все и остались человеком. А я все имела, но перестала быть живой».
Виктор не знал, что ответить. Поэтому просто сказал: «Спасибо вам.
За то, что впустили». Это вы впустили меня, — неожиданно ответила она. — В свою правду.
В реальность. В то, что я прятала годами за успехом». Они замолчали.
В комнате было тихо. Только часы тикали, отмеряя время, которого у них обоих было меньше, чем у других. Первые дни в доме Анастасии стали для Виктора и Тимки чем-то вроде реабилитации, не физической, а душевной.
Как если бы кто-то нажал на паузу в фильме, где они все время убегали, и теперь можно было просто дышать. Тимка постепенно переставал вздрагивать от резких звуков, привыкал к тишине без угрозы. Он начал играть, смеяться и даже петь себе под нос.
Но Виктор чувствовал, как с каждым днем возвращается тревога. От нее не спасал ни свежий хлеб по утрам, ни теплая постель, ни даже тихие вечера на веранде, где Тимка рисовал снеговиков на запотевших стеклах. Тревога шептала: ты здесь временно.
Ты — ошибка в ее системе. И скоро тебя исправят. Он понимал, что не может жить за чужой счет.
Слишком глубоко вросло в него это убеждение: если ты не обеспечиваешь себя сам, ты исчезаешь. Поэтому на четвертый день он начал искать работу. За завтраком извинился перед Анастасией и вышел в заледеневший город, в серую воронку вакансий, где люди без связей, без костюма, но с пятилетним сыном никому не были нужны.
Он заходил в кафе, предлагал убираться. В автосервисах просился помощником. Обошел строительные точки, даже супермаркеты.
Везде — один и тот же взгляд. Кто-то прямо говорил: вы нам не подходите, кто-то извинялся: у нас все занято. Один администратор даже посмотрел на него, как на бомжа, и протянул 500 гривен.
Виктор развернулся и ушел, не взяв. Возвращаться в особняк каждый раз становилось все труднее. Он не знал, что говорить Анастасии.
Вечерами, сидя в гостиной с чашкой чая, он рассказывал Тимке сказки, притворяясь, что все в порядке. Но глаза выдавали его. И Николаевна это видела.
А Анастасия — чувствовала. Тем временем ее самочувствие начало сдавать. Нерезко, недраматично, коварно и из-под тишка.
Сначала — слабость. Потом — головокружение. Через несколько дней она поймала себя на том, что не может прочитать абзац текста, не сделав паузу.
В голове гудело, словно кто-то поставил генератор. Она списывала на усталость. На погоду.
Но где-то внутри понимала — началось. Однажды вечером, возвращаясь от врача, Анастасия застала Виктора во дворе. Он расчищал снег с дорожки, укутанный в ее старый пуховик, с лопатой в руках и лицом, в котором упрямство боролось с отчаянием.
Увидев ее, он выпрямился, вытирая лоб. Искал работу, коротко сказал он, будто оправдываясь. «Без документов не берут…
