Сельская учительница, оказавшись в инвалидном кресле из-за побоев сына стала просить на хлеб у церкви, а однажды вечером увидела отца своего ученика и произошло ЭТО…
Было бы лучше, если бы ты узнал это от нас, а не от чужих людей». «А кто мои настоящие родители?» — поинтересовался Ваня. «Я не знаю точно», — сказал дед.
«Помню, вроде девчонка какая-то. Студентка, что ли. Молоденькая совсем.
Ей бы всё равно было тебя не поднять. В конце концов, ты бы оказался в детском доме. И как бы сложилась твоя судьба, неизвестно.
А мы всё-таки заботились о тебе». «Я поеду в роддом и всё выясню», — решительно произнёс Иван. «Да и так, акушерка там уже не работает, Ванюша.
Но я знаю, где она живёт. Правда, не уверен, что она тебе что-то расскажет. Это же целое преступление, то, что мы с ней тогда сделали.
Всё равно всё узнаю. Душу из неё вытрясу, но узнаю». Иван был в полной растерянности.
Новость о том, что он приёмный, что его родители неродные, а где-то по земле ходит его настоящая мать, не давала ему покоя. Поделиться мыслями было не с кем, отец всё ещё не приходил в сознание. Ваня решил отправиться к Любовь Николаевне.
Школьная учительница всегда относилась к нему с нежностью и любовью. С ней можно поделиться, а может, совет какой даст. Да, даже если просто выслушает, ему станет легче.
По дороге в Ольховку Ивана одолевали разные мысли. Почему его мать отказалась от только что родившегося малыша? Неужели она была такой бессердечной? Или ей действительно было не на что растить и кормить ребёнка? А кто тогда его отец? Подходя к дому сельской учительницы, он ненадолго остановился. Будет ли рада видеть его Любовь Николаевна? Иван постучал в калитку.
Из дома никто не выходил. Он толкнул дверь, и она открылась. Дом тоже был не заперт.
— Любовь Николаевна, это я, Ваня Прохоров, — позвал парень хозяйку. Но на его зов никто не ответил. Ваня вошёл в дом.
Как же здесь всё изменилось. Обои на стенах обветшали, выцвели, отваливались в нескольких местах. На кровати валялась какая-то ветошь, а ведь раньше она была накрыта красивым покрывалом, а на подушках, сложенных пирамидкой, красовалась белоснежная кружевная накидка.
На кухне на столе стояли пустые тарелки и чашки. Какой беспорядок, — подумал Ваня. Он вышел во двор.
Из-за забора показалась голова соседки Алевтины. — Кого-то ищете, молодой человек? — спросила она. — Да, мне нужна Любовь Николаевна, — ответил он.
— Вы не знаете, где она и когда придёт? — А чего ж не знать? У церкви она милостыню просит. Вообще-то уже должна была вернуться, но что-то нет её только. Ваня ошарашено смотрел на Алевтину.
— А вы кто вообще будете? — поинтересовалась женщина. — Да так, — неопределённо ответил парень и пошёл прочь. — Любовь Николаевна на паперти просит милостыню? В его голове не укладывалась эта новость.
Ваня медленно шёл в сторону церкви. Ему казалось, что соседка соврала, пошутила. Можно ли шутить такими вещами? У входа в храм стояли просящие милостыню.
Среди плохо одетых стариков и старух парень заметил знакомое лицо. Любовь Николаевна сидела в инвалидном кресле. Её ноги были прикрыты стареньким покрывальцем.
На коленях стояла картонная коробочка, в которую выходящие из церкви с вечерней службы люди бросали монетки. Увиденное настолько потрясло парня, что он не мог сдвинуться с места. Наконец он нерешительно направился к попрошайке, которая когда-то была учительницей.
«Здравствуйте, Любовь Николаевна!» – тихо произнёс он, присев на корточке рядом с женщиной. Ваня посмотрел в её глаза. В них не было смысла, не было искорки, которая всегда мелькала в глазах Любаши.
«Это я, Ваня. Помните меня?» Женщина внимательно смотрела на парня. «Помню, Ванечка, конечно, помню», – сказала она.
«Вот ты и вернулся. Отслужил, возмужал». «Что с вами произошло, Любовь Николаевна?» – спросил Ваня.
«Почему вы здесь? Почему в коляске?» «Долгая история, мой хороший». «Давайте я вас домой отвезу», – предложил парень. «Постой, рано мне ещё домой», – остановила его Любовь Николаевна.
«Ещё денег немного подадут, тогда уж и поеду». «Нет, поедем». Парень решительно покатил её прочь от церкви.
Женщина перекрестилась, молча сидела в коляске, держа в руках картонную коробочку с мелочью. По пути Ваня остановил инвалидную коляску у сельпо. «Я сейчас, подождите меня».
Из магазина он вышел с полным пакетом продуктов. А дома у Любаши согрел чайник, выложил на стол хлеб, колбасу, консервы, пряники. Женщина молча наблюдала за тем, как хозяйничает её бывший ученик.
Теперь он настоящий молодой мужчина, а не тот мальчик с грустными глазами, мечтающий увидеть отца. Они пили чай и разговаривали. Несмотря на инвалидность, Любовь Николаевна не потеряла ясность ума.
Она помнила всё, и им с Ваней было о чём поговорить. Оказавшись дома после больницы, Любаша долго привыкала справляться с бытом в инвалидной коляске. Помогала совсем уже старенькая крёстная.
Но осенью старушки не стало. Соседи помогли похоронить, организовали поминки. Тетю Нину любили, добрая она была.
Петька находился в колонии. Показаний соседей и крёстной было достаточно, чтобы он снова оказался в тюрьме. Когда умерла тётя Нина, Любаше стало совсем трудно.
Перед смертью крёстная достала из деревянной шкатулки её крестик, протянула Любе. «Детка, вот твой крестик, ты надень его и молись. Господь тебя не оставит.
Иди в церковь, попроси Бога о помощи». Какое-то время помогала соседка Алевтина, но у неё своё хозяйство — скотина, пасека, дети и внуки — не может же она всё время бегать в дом, чтобы постирать, приготовить обед, убрать в доме. Пенсии по инвалидности едва хватало на лекарства, которые помогали женщине хотя бы ненадолго заглушить боль.
Любови Николаевне не оставалось ничего, как пойти к храму и просить милостыню. Она оказалась за чертой бедности в одиночестве. Ваня смотрел на эту совсем ещё не старую женщину, его бывшую любимую учительницу, и сердце обливалось кровью от жалости, от несправедливости жизни по отношению к доброму человеку.
«Вот такая жизнь у меня, Ванечка, — горько произнесла Любаша, — одна я и совсем никому не нужна». Ваня присел перед ней на корточке, взял за руки. «Любовь Николаевна, выслушайте, пожалуйста, — торопливо начал говорить он.
— Мы с отцом достраиваем дом. Совсем немного осталось, и в нем можно будет жить. Если вы согласитесь, мы заберем вас к себе.
Дом большой, места всем хватит. Я позабочусь о вас так же, как вы заботились обо мне в детстве». «Ну что ты, Ваня, разве же это удобно? Я ведь вам никто! — Ваня уткнулся лицом в ее колени.
По его щекам катились слезы, но он сумел скрыть их от женщины. В дверь позвонили. Опираясь на трость, женщина подошла к двери, посмотрела в дверной глазок.
«Кто там? — спросила она. — Откройте, мне нужно с вами поговорить, — ответил мужской голос. За дверью молчали…
