* Проезжая мимо дома зятя, решил зайти. Увидел машину жены у ворот — что она тут делает? Подошёл к окну… услышал такое — не поверит ушам….

Мною была предпринята стандартная банковская процедура, по их заморозке, в целях защиты активов от возможного незаконного вывода средств. Есть основания подозревать, что такие попытки были. У меня имеются подтверждающие документы.

Я достал папку. Передал копии судью. На первой странице, выписка о переводе 47 тысяч гривен, с ее личной карты, на счет, оформленный на Ивана Козлова.

На второй, заказ дорогостоящей сумки, в тот день, когда она просила у меня деньги на лекарства для матери. На третьей, аудиораспечатка с разговором между ней и Козловым, где они обсуждают стратегию вымораживания меня через суд. Судья поднял брови.

«Это, подтверждение ваших подозрений?» Да. Кроме того, мной подано заявление в коллегию адвокатов, господин Козлов, в настоящий момент, проходит внутреннее расследование по финансовым махинациям. Есть вероятность, что его действия в данном процессе, заинтересованные, и могут нести личную выгоду.

Козлов дернулся. Судья нахмурился. «Господин Козлов, вы подтверждаете, что данный счет существует?» Козлов замялся.

«Это не касается текущего слушания. Мы здесь обсуждаем давление в семье». Судья перебил.

«Если вы, предполагаемый участник финансовых схем, затрагивающих имущество истца и ответчика, то касается напрямую». Ольга нервно заерзала на месте. «Я не знала, что это вызовет такие последствия.

Я просто хотела немного личной финансовой свободы». «Личной?» – переспросил судья. «Тогда почему перевод на счет вашего юриста?» Она замолчала.

Елена подала второй том. Также имеются выписки, в которых за последние восемь месяцев была совершена серия переводов на те же реквизиты. На общую сумму более 300 тысяч.

А также записи разговора, где истец и ее представитель обсуждают, как обвинить ответчика в насилии ради получения одностороннего контроля над активами. Зал замер. Судья посмотрел на нас, потом – на Ольгу.

Слушание по экстренному обеспечению отклоняется. Рассмотрение дела о разводе переносится на месяц. Обеим сторонам предлагается предоставить полную отчетность по всем счетам, активам, переписке и действиям за последние 12 месяцев.

Он ударил молоточком. Я глубоко выдохнул. Они хотели сыграть жертву, но забыли.

Что документы и факты, говорят громче слез. Через день мне позвонил Михаил Руденко. Сергей, есть новости.

Нашли вторую квартиру на Крещатике. Оформлена на подставное лицо, но оплачивается с карты Козлова. И внимание, в ней сейчас проживает женщина, зарегистрированная как няня их ребенка.

Та самая, которой Анна не доверяет. Я напрягся. Что? Есть подозрение, что эта квартира была куплена под будущий переезд.

Возможно, они собирались забрать твою внучку и начать новую жизнь за твой счет. Я встал, подошел к окну. Город шумел, как всегда.

Люди жили своей жизнью. А у меня сжимался кулак. Не только ради себя, но и ради дочери.

Они хотели отнять у нее семью. Выставить меня тираном. А потом, медленно вычеркнуть из ее жизни.

Я взял телефон. «Михаил, подключи юриста по опеке. Пусть посмотрят все документы Анны, кто имеет доступ, кто оформлен.

Если хоть одна бумага указывает на попытку манипуляции, мы подаем иск». Он понял без слов. Война вышла на новый уровень.

Теперь я защищал не только имущество. Я защищал дочь. С утра я заехал к Анне.

Она открыла дверь в халате, глаза красные от недосыпа. «Привет, пап. Заходи».

Только сразу скажу, Иван не ночевал. Я кивнул. Квартира была тиха, внучка в садике.

На кухне – чашки, коробка с хлопьями, плед на стуле. Дом, где все еще держалось на привычках. «Как ты?» – спросил я. – Сложно.

– Я. Чувствую, как все рушится. Мама не выходит на связь. Иван делает вид, что все нормально, но я его знаю, он бледный, нервный.

«Пап, ты можешь мне честно сказать, что происходит?» Я сел напротив, поставил ладони на стол. «Хорошо. Я скажу».

Я рассказал все, спокойно, без эмоций. Про счета. Про прослушку.

Про заговор. Про попытку выставить меня абьюзером. Про то, когда не хотел использовать ее, мою дочь, чтобы обосновать моральное давление.

Про их тихую квартиру на Крещатике. Ее глаза стали стеклянными. Она слушала, и молчала.

Это. Это правда? Я достал копии, выписки, фрагмент аудио, фото с камеры, как Иван и Ольга выходят из той квартиры, смеются, несут пакеты. Мама, с ним, она закрыла лицо руками.

Я не стал торопить. Иногда тишина важнее слов. Они хотели забрать мою дочь.

Прошептала она. Через суд? Хотели создать почву. Ты слишком умная, чтобы играть по их правилам.

А значит, мешаешь, тебя нужно было обезвредить. Она подняла голову. Я подам на развод.

И подам в опеку. Пусть посмотрят. Пусть попробуют доказать, что им можно доверять ребенка. Я не вмешивался.

Это было ее решение. И я видел в ней ту же силу, что когда-то была во мне. Дочь, которая не даст себя растоптать…