«Поздравляю, сынок! Твоя жена села на 10 лет, теперь квартира наша!» …
Может, появились новые свидетели или улики?» Ольга покачала головой. «Какие улики, Катя?» «Дело закрыто, преступник найден и осуждён, а апелляции все отклонены. Но если найти что-то новое…» «Что?» Ольга устало потёрла глаза.
Яд в организме свёкра, пакетик с остатками этого яда в подкладке моей куртки, мои отпечатки на чашке, из которой он пил чай. Идеальная картина преступления. И мотив железный.
Он угрожал выписать Алексея из квартиры, а значит, и меня вместе с ним. Мы тогда не расписаны даже были». «Но ведь это не ты», — упрямо повторила Катя.
«Не я», — эхом отозвалась Ольга. «Но кто мне поверит?» Вечер они провели за разговорами. Катя рассказывала о переменах в городе, о знакомых, о своей работе в парикмахерской.
Ольга больше слушала, изредка задавая вопросы. Внутри неё медленно, но верно формировался план. Перед сном она достала из пакета голубую куртку и внимательно осмотрела её.
На правом рукаве виднелась небольшая дырка, ткань протёрлась на сгибе локтя. Ольга вспомнила, как любила эту куртку, как носила её почти не снимая, особенно весной и осенью. «Надо зашить», — пробормотала она, поглаживая потёртую ткань.
«Символично будет. Начну с куртки, потом жизнь зашью по кусочкам». В эту ночь ей снились фиолетовые когти, царапающие дверь её камеры.
Когти превращались в руки, руки в лицо свекрови, а лицо искажалось от ужаса и таяло, словно воск. Ольга проснулась в холодном поту. За окном занимался серый осенний рассвет, первый день её новой свободной жизни, жизни, в которой предстояло не только выжить, но и восстановить справедливость.
Любой ценой. Коммунальная квартира Кати просыпалась медленно и шумно. Скрипели половицы под тяжёлыми шагами соседа Петра, дребезжала кастрюля, которую Марковна с грохотом переставляла на общей кухне, хлопала входная дверь.
Ольга лежала с открытыми глазами, вслушиваясь в эти звуки обычной жизни. Семь лет она просыпалась под монотонный гул женской колонии. Кашель, храп, приглушённые разговоры, металлический лязг дверей при утренней проверке.
Сейчас каждый бытовой звук казался почти музыкой. «Проснулась?» Катя заглянула в комнату, держа в руках две чашки с дымящимся кофе. «Настоящий, растворимый, не та бурда, которой вас там поили».
«Спасибо». Ольга села на кровати и приняла чашку. Первый глоток обжёг горло, но она не поморщилась, наслаждаясь простым удовольствием.
«Что ты сегодня делаешь?» «В парикмахерскую к двенадцати». Катя присела на край стола. «А ты? Планы есть?» Ольга задумчиво покрутила чашку в руках.
«Для начала хочу зашить куртку. Потом… потом нужно выяснить, что с моими документами. Паспорт на руках, но с пропиской непонятно.
И работу искать надо». «С твоей статьёй будет непросто», — вздохнула Катя. «Знаю, но у меня экономическое образование, может, бухгалтером куда-нибудь возьмут, неофициально для начала».
«Слушай, а может, к нам в парикмахерскую? Уборщицей для начала. Хозяйка, тётка понимающая, лишних вопросов задавать не будет». Ольга благодарно кивнула.
«Было бы отлично. Спасибо, Катя». Подруга ушла собираться на работу, а Ольга достала из пакета свою куртку.
Нашла у Кати иголку с ниткой и принялась аккуратно зашивать дырку на рукаве. Стежок за стежком, как будто сшивала рваные края своей собственной жизни. Мысли невольно вернулись к тому дню, когда всё рухнуло.
Семь лет назад. Тёплый майский вечер. Поминки по отцу Алексея.
Они жили тогда втроём в квартире свёкра. Виктор Петрович Коваленко. Его сын Алексей и Ольга, тогда ещё не жена, а невеста.
Через месяц планировалась свадьба. Документы уже подали. Свекровь, бывшая жена Виктора Петровича, жила отдельно, в своей квартире на другом конце города.
Развелись они лет 15 назад, и с тех пор отношения поддерживали исключительно из-за сына. Тамара Ивановна считала, что муж обделил её при разводе и продолжала предъявлять права на его имущество, особенно после того, как Коваленко-старший получил инсульт и частично парализовало правую сторону тела. В тот роковой вечер собрались почтить память деда Алексея, отца Виктора Петровича.
Как водится, накрыли стол, пригласили родственников. Пришла и Тамара Ивановна, наряженная в дорогой тёмно-синий костюм, с новым ярким маникюром, длинные фиолетовые ногти с блёстками, слишком вызывающие для поминок, но свекровь всегда отличалась своеобразным вкусом. Ольга хорошо запомнила её руки…
