Повернувшись раніше, вона побачила чоловіка в одних труcax, а на кухні господарює жінка в її халаті. Від того ЩО зробила дружина, ПОПАДАЛИ усі сусіди…

Ну что ты молчишь, Толь? Скажи, что это разовая акция, что ты так скучал по мне, что вынужден был пригласить эту, даже в мой халатик нарядил, чтобы была похожа. – Света, не надо. – Чего не надо? – Мужиков домой водить и в твои трусы одевать.

Если я о чём-то и жалею, так о том, что я этого не делала. А впрочем, ладно, не буду мешать вашему счастью, я поеду к матери, там буду жить. Таньке сам объясни, что здесь эта тётя делает в материных шмотках, мельё только возьму на первое время.

– Подожди, нельзя же вот так. Анатолий растерянно пошёл за ней в комнату. – Я не знаю, как можно, а как нельзя, никто не знает.

– Эй, подруга, чайник кипит, иди завари, что ли. Наташа, горько зарыдав, села за стол и уронила лицо в ладони. Анатолий дёрнулся, была к ней, но остановился между двумя женщинами.

На лестничной площадке к происходящему в квартире чутко прислушивалась соседка. Она давно была в курсе сложностей в отношениях супругов и была готова к интересному спектаклю. Света первой заметила соседку.

Эта бабка по полной сливала информацию её матери. И такая злость светла не поднялась, такая чернота на душе. Да что же это такое? Со всех сторон обложили.

Мать вздохнуть нормально не даёт, муж изменяет на каждом шагу, причём до такой степени обнаглел, что тащит баб в их дом, наряжает в её вещи. Танька в рот отцу смотрит. Нет, она, конечно, не грубит матери, но как только отец рядом, так сразу такая добрая, весёлая.

А она, Света, кому она нужна? Ну так, чтобы по-настоящему. Чтобы не только тогда, когда что-то нужно от неё, а просто так. Женщина рванула к двери так быстро, что соседка даже отпрянула.

«Кина не будет», Света рявкнула и закрыла дверь. А потом пришла на кухню. Толик испуганно смотрел на неё, а Наташа продолжала рыдать.

Света сказала. «Думаю, что вам нужно удалиться. Халатик мой можете оставить себе, а если не нужен, то на помойку по дороге выбросите.

Надеюсь, другие вещи вы мои не носили?» Наташа вскочила и бросилась из кухни. Толя снова промямлил. «Свет, ну зачем ты так?» Через минуту Наташа выскочила в дверь, а Света пошла в спальню.

Она сдирала постельное бельё и засовывала его в мусорный мешок. «Свет…» «Толь, я прошу тебя, уйди на несколько дней. Я на квартиру не претендую, не нужно мне ничего.

Таня, наверное, с тобой захочет остаться. Да и соберусь спокойно, чтобы не видеть тебя. Ну, куда я пойду?» «А как ты думаешь, куда я пойду? Ты к какой-нибудь своей бабе завались, вот радости-то будет, глядишь и побалуйтесь в волю, чтобы жены не боятся.

Мне вот не к кому завалиться. Ох, дура, надо было готовить плацдарм, говорила мне мама». Толик стоял и молчал.

Сейчас он понял, что разговаривать со своей Светой бесполезно. В таком состоянии он её ещё не видел. Нужно подождать.

Сейчас, когда он видел, что жена настроена решительно, он испугался. Да зачем ему это Наташа? Ну да, нравилась, нервы щекотала. Но как он без своей Светы-то? «Свет, прошу тебя, не пари горячку, давай ты успокоишься и мы поговорим».

«Толик, ты что, ничего не понимаешь? Это конец. Больше не будем вместе, это точно. Я завтра же подам на развод к маме, конечно же, я не поеду, это слишком большое наказание для меня.

Мне нужно несколько дней, чтобы снять квартиру. Прошу тебя, уйди ты от греха подальше, ведь придушу же ночью и помрёшь, молодой». Толик отшатнулся.

Да уж, взгляд Светланы прямо говорил, что и такое возможно. «Хорошо, я у Гришки поживу». Но Света не стала слушать.

Она закричала так, что казалось, посуда в шкафу задребезжала. «Ты не понимаешь, мне абсолютно всё равно, где и с кем ты будешь!» Толик молча развернулся и выскочил из квартиры. Если бы Света так вела себя в первый раз, когда он ей изменил, то, наверное, на всю жизнь охоту изменять отбила бы.

Толик отчётливо понимал, что он не хочет расставаться с Татьяной. Но как её успокоить? Теперь-то он точно не будет никогда изменять. Это он уж не ей, а себе отвечает.

Только не поверит же. Или поверит. Света же прошлась по дому.

Всё такое родное, всё такое своё, как она без этого будет жить? Села и расплакалась. И что ей теперь? Ей уже не восемнадцать и далеко не восемнадцать. Как дочки в глаза смотреть? Маме как? И тут ей в голову пришла одна мысль…