После смерти тёти я получила в наследство старую швейную машинку Singer, а моя сестра 4-комнатную квартиру в центре Киева…

И что из этого? Коллекция князей Волконских считалась одной из самых ценных в России. Но после семнадцатого года следы ее потерялись. Мы думали, что она либо утрачена навсегда, либо вывезена за границу.

А откуда вы узнали, что она у меня? От киевского ювелира Дмитрия Николаевича Смирнова. Он обратился к нам за консультацией, когда оценивал ваши драгоценности. Показал фотографии, и мы сразу поняли — это коллекция Волконских.

Значит, оценщик рассказал им о моих сокровищах. Это было неэтично, но понятно. Такая находка должна была его взволновать.

И что вы хотите? Предложить вам сотрудничество? Часть коллекции, которая у вас есть, это лишь малая доля того, что когда-то принадлежала вашим предкам. В каком смысле? Пьер достал из портфеля толстую папку с документами. Посмотрите.

Это опись драгоценностей князей Волконских, составленная в 1916 году. Всего в коллекции было 237 предметов. Я открыла папку и ахнула.

Там были фотографии и описания удивительных по красоте украшений. Диадемы, ожерелья, браслеты, броши, серьги. И среди них мои драгоценности.

Тиара, которую я видела в тайнике, была точно такой же, как на фотографии 80-летней давности. Где остальное? Часть была продана в Париже в 20-х годах иммигрантами из семьи. Часть попала в частные коллекции в Америке.

Несколько предметов осели в музеях Европы. И что вы предлагаете? Объединить коллекцию, найти все разрозненные части и выставить на аукцион. Это станет сенсацией.

Цена может достичь 200 миллионов долларов. 200 миллионов долларов. Это были фантастические деньги.

А моя доля? По праву владения половина от вырученной суммы. Плюс мы готовы выплатить вам аванс в размере 15 миллионов долларов сразу, как только вы подпишите договор. Мне нужно подумать? Конечно.

Но не очень долго. Некоторые предметы уже выставляются на аукционы. И если мы не успеем их выкупить, коллекцию собрать не удастся.

Пьер оставил мне свою карточку и копии документов. Позвоните через неделю. Но помните, это уникальный шанс не только заработать огромные деньги, но и восстановить историческую справедливость.

После его ухода я рассказала Сергею содержание разговора. Муж выслушал и покачал головой. 200 миллионов долларов — это, конечно, впечатляет.

Но мне что-то не нравится в этой истории. Что именно? Слишком все гладко. Появляется иностранец, рассказывает красивую сказку про огромные деньги.

А что, если это мошенничество? Но ведь документы выглядят подлинными. Документы можно подделать. Давай лучше проверим этого Пьера.

Поищем информацию о нем в интернете. Вечером мы засели за компьютер. Пьер Дюбуа действительно работал в Сотбис, его фотография была на официальном сайте.

Он считался одним из ведущих экспертов по русскому антиквариату. «Похоже, человек реальный», признал Сергей. Но все равно будь осторожна.

На следующий день я позвонила Дмитрию Николаевичу, оценщику, и устроила ему строгий разговор. «Как вы могли передать информацию о моих драгоценностях посторонним людям?» «Ольга Алексеевна, простите», виновато сказал он. «Но когда я понял, что у вас коллекция Волконских, не смог удержаться.

Это же историческая находка. Вы должны были спросить разрешения». «Вы правы, но поверьте, Пьер Дюбуа — честный человек.

Если он предлагает сотрудничество, стоит подумать». «Откуда вы его знаете?» «Мы сотрудничаем уже много лет. Он помогал нам оценивать русские драгоценности для музеев.

Это несколько успокоило. Но окончательного решения я все равно не принимала». Через несколько дней мне позвонил Александр Васильевич, мой адвокат.

«Ольга Алексеевна, у меня странная новость. Ко мне обращался какой-то киевлянин. Интересовался вашими делами».

«Какой киевлянин?» «Представился журналистом. Говорит, пишет статью о реституции дворянских земель. Расспрашивал про ваше дело.

«Что вы ему сказали?» «Ничего конкретного». «Но он уже многое знал. Про драгоценности, про суд с родственниками».

«Откуда?» «Сказал, что разговаривал с вашей сестрой». «Анна! Надо же было ей разболтать кому-то нашу семейную историю». Я немедленно позвонила сестре.

«Анна, кому ты рассказывала про мои драгоценности?» «А что случилось?» «Кто такой никому особенно?» «Ну, подруги спрашивали, как я лечение оплатила. Я сказала, что ты помогла. А они поинтересовались, откуда у тебя деньги».

«И ты рассказала про наследство?» «Немного рассказала». «А что такого?» «Анна, это же семейная тайна!» «Ольга, ну прости, я не думала, что это так важно». После разговора с сестрой я окончательно поняла.

Секрета больше нет. Слухи о моих драгоценностях разошлись по городу, а оттуда дошли до Киева и дальше. С одной стороны, это было плохо.

Пропала конфиденциальность. С другой стороны, если Пьер Дюбуа действительно честный человек, может быть, стоит воспользоваться его предложением, я решила посоветоваться с Виктором Андреевичем. Старый мастер выслушал мою историю и задумчиво покачал головой.

«Знаете, Ольга Алексеевна, мой дедушка рассказывал мне про коллекцию Волконских. Она действительно была огромной и очень ценной». «Значит, Пьер говорит правду?» «Про размер коллекции, да.

А вот про то, где сейчас находятся остальные предметы. Это нужно проверять». «Как?» «У меня есть знакомый в Национальном художественном музее.

Он специалист по русским драгоценностям 18-19 веков. Может быть, он что-то знает». На следующий день Виктор Андреевич связался со своим знакомым.

Разговор получился долгим и интересным. «Что он сказал?» спросила я, когда мастер закончил говорить. «Коллекция Волконских действительно была разрознена после революции.

Часть драгоценностей всплывала на европейских аукционах в 20-30-х годах. Но большая часть бесследно исчезла». «А этот Пьер Дюбуа?» «Его мой знакомый знает», говорит честный эксперт.

«В мошенничествах не замечен. Но…» «Что но?» «Но в последнее время Сотбис очень агрессивно скупает русские драгоценности. Есть подозрение, что готовят какую-то крупную акцию».

«Какую акцию?» «Возможно, большой тематический аукцион «Русские императорские драгоценности» пользуется огромным спросом у коллекционеров. Это меняло дело. Если Пьер действительно готовит крупный аукцион, то моя коллекция может стать его центральным лотом.

А это означает не только большие деньги, но и мировую известность. С другой стороны, а хочу ли я такой известности? Пока что моя жизнь была спокойной и размеренной. Конечно, приятно было бы заработать 100 миллионов долларов, но стоят ли они потери приватности? Я обсудила это с Сергеем.

«Знаешь, мне кажется, тебе не нужны эти деньги», сказал муж. «У тебя уже достаточно средств для счастливой жизни». «Но ведь 100 миллионов долларов!» «А что ты с ними будешь делать? Покупать острова в Тихом океане?» Можно расширить благотворительный фонд, помогать еще большему количеству женщин.

Это хорошая идея, но подумай о другой стороне. Как только история попадет в прессу, к тебе начнут приставать журналисты, любопытные, может быть, даже мошенники. Ты думаешь, не стоит связываться.

Я думаю, решать тебе, но взвесь все «за» и «против». Несколько дней я мучилась выбором. С одной стороны, огромные деньги и возможность восстановить историческую справедливость.

С другой — потеря спокойной жизни и неизвестно, какие последствия. Решение пришло неожиданно. Во время вечерней прогулки по набережной Днепра я вдруг четко поняла, что должна делать.

«Сергей, а что, если мы поступим по-другому?» «Как именно?» «Отдадим драгоценности в музей, в дар. Пусть люди любуются ими, изучают историю». Сергей остановился и посмотрел на меня с восхищением.

«Это прекрасная идея. Но ты уверена? Ведь это миллионы долларов». «Уверена.

У меня есть достаточно денег для жизни. А эти драгоценности принадлежат не только мне, но и всему украинскому народу. Пусть остаются в Украине».

«В какой музей передашь?» «В Национальный художественный музей. Там им самое место. На следующий день я позвонила Пьеру Дюбуа».

«Ольга, вы приняли решение?» Обрадовался он. «Да, приняла. Но оно вас не обрадует».

«Что вы имеете в виду?» «Я передаю драгоценности в дар государственному Национальному художественному музею. Пусть они остаются в Украине». Долгая пауза.

«Ольга, вы понимаете, от какой суммы отказываетесь?» «Понимаю. Но деньги — не главная в жизни». «Но подумайте.

Это уникальный шанс». «Я все обдумала. Решение окончательное».

«Хорошо», — вздохнул Пьер. «Я не могу сказать, что не расстроен. Но уважаю ваш выбор».

«Спасибо за понимание». После разговора с французом я связалась с Национальным художественным музеем. Разговор с директором оказался очень теплым.

«Ольга Алексеевна, это потрясающий дар», — восклицал он. «Коллекция Волконских займет почетное место в нашей экспозиции». «Есть одно условие», — сказала я. «Какое?» «Рядом с витриной должна стоять табличка.

«Дар Ольги Алексеевны Ивановой в память о Марии Григорьевне Ковальчук». «Обязательно». «А может быть, вы согласитесь на небольшую церемонию передачи для прессы?» «Нет, спасибо.

Лучше тихо, без шумихи». Через месяц драгоценности заняли свое место в музее. Я ездила в Киев на церемонию передачи.

Скромную, только для сотрудников музея. Когда я стояла в зале перед витриной с фамильными сокровищами, на душе было легко и радостно. Да, я отказалась от огромных денег, но зато эти красивые вещи теперь будут радовать тысячи людей, а не лежать в банковском сейфе.

«Не жалеешь?» — спросил Сергей по дороге домой. «Нисколько. Наоборот, чувствую, что поступила правильно».

«А я тобой горжусь», — сказал муж и поцеловал меня. По приезде домой меня ждал сюрприз. Виктор Андреевич принес мне подарок.

Небольшую шкатулку из красного дерева. «Это тоже семейная реликвия», — сказал он. «Мой дедушка сделал ее для вашей прапрабабушки.

В ней она хранила письма и небольшие украшения. Внутри шкатулки я обнаружила еще одно письмо. Совсем старое, пожелтевшее…