* После смерти тёти я получила в наследство старую швейную машинку Singer, а моя сестра 4-комнатную квартиру в центре Киева…

«Ипотеку кто платит, коммуналку кто оплачивает? Я работаю, а ты со своей бухгалтерией гроши приносишь». Это была правда, и мне нечего было ответить. Алексей зарабатывал в три раза больше меня.

Он и оформлял квартиру на себя. «Собирайся быстро, пока я добрый», – процедил он. «А то ещё передумаю и выкину тебя вместе с твоими тряпками за дверь».

Я поняла, что спорить бесполезно. Когда Алексей принимал решение, переубедить его было невозможно. С дрожащими руками я начала складывать вещи в сумку.

Самая необходимая – одежда, документы, косметика. «И машинку свою не забудь», – ехидно напомнил Алексей. «Наследство твое драгоценное».

Через час я стояла на улице под моросящим дождём. В одной руке большая дорожная сумка. В другой – тяжеленная швейная машинка в старом кожаном чехле.

Сестра Анна сразу согласилась отдать её мне, даже сама принесла к машине. «Забирай скорее», – сказала она. «Места много занимает, а мне не нужна».

Теперь я стояла на пустой улице и не знала, куда идти. Домой к Анне? Но там уже хозяйничали её муж Дмитрий и их сын-подросток, к подруге Светлане, но у неё однокомнатная квартира, да и неудобно так навязываться. Машинка была действительно тяжёлой.

Она тянула руку, и мне приходилось постоянно перекладывать её с одной руки в другую. Старый кожаный чехол потрескался от времени, но ручка держалась крепко. Я вызвала такси и попросила отвезти меня в гостиницу.

Не самую дорогую, деньги у меня были только на несколько дней. Водитель помог затащить машинку в багажник, покачал головой. «Тяжёлая штука, антикварная, что ли?» «Наверное», – неуверенно ответила я. В гостинице мне дали маленький номер на четвёртом этаже.

Лифта не было, и машинку пришлось тащить по лестнице. К тому времени, когда я добралась до номера, руки тряслись от усталости. Я поставила машинку на стол у окна и села на кровать.

Только сейчас до меня дошло, что произошло. За один день я потеряла мужа, дом и всё, что считала своей жизнью. Остались только сумка с вещами и старая швейная машинка.

Слёзы, которые я сдерживала весь день, наконец хлынули. Я плакала от обиды, от унижения, от непонимания. Почему тётя Мария так со мной поступила? Почему отдала всё Анне, а мне только машинку? И почему Алексей оказался таким жестоким? Восемь лет брака? Неужели они ничего не значили? Да, мы не были идеальной парой, часто ссорились.

Но я думала, что он меня любит. А оказалось, что любил только то, что я могла ему дать. А когда понял, что ничего не получит, выбросил меня как использованный предмет.

Дождь усилился, капли стучали по окну. В номере было прохладно, и я закуталась в тонкое гостиничное одеяло. Машинка стояла передо мной, молчаливая и загадочная.

Тётя Мария шила на ней больше сорока лет. С тех пор, как вышла замуж за дядю Петра. Помню, как в детстве я любила смотреть, как она работает.

Её руки быстро и уверенно направляли ткань, игла мелькала, и под её движениями рождались красивые вещи. Не всё то золото, что блестит, и не всё олово, что тускло, прошептала я слова тёти из завещания. Что она хотела мне сказать? Почему именно эти слова? Я встала и подошла к машинке поближе, сняла потрёпанный кожаный чехол и внимательно рассмотрела её в свете настольной лампы.

Машинка была действительно старая, чёрная, с золотистыми узорами. На корпусе красовалась надпись «Сингер» русскими буквами. Она выглядела массивно и основательно, как все вещи, сделанные в старые времена.

Я провела рукой по гладкой поверхности. Металл был холодным, но приятным на ощупь. Где-то в глубине души шевельнулось воспоминание.

Тётя Мария всегда очень бережно относилась к этой машинке. Даже когда покупала новую, электрическую, старую не выбросила. Говорила, что на ней особенно хорошо получаются трикотажные швы.

«Оленька», — вспомнились мне её слова, — «эта машинка непростая, она многое повидала, много историй знает». Тогда я не придала значения этим словам. Подумала, что тётя просто привязалась к старой вещи.

Но сейчас, глядя на машинку в тусклом свете гостиничной лампы, я почувствовала что-то странное. Словно она действительно хранила какие-то тайны. Телефон зазвонил.

Анна. «Ольга, как дела? Устроилась?» Голос сестры звучал фальшиво-заботливо. «Пока в гостинице», — коротко ответила я. «Понятно.

Слушай, а что ты собираешься делать с машинкой? Может, продашь? Место занимает?» «Не знаю пока». «Ну, подумай. Может, хоть какие-то деньги за неё дадут?» Анна помолчала.

Потом добавила. «Кстати, Алексей звонил. Спрашивал, где ты».

Сердце екнуло. «И что ты сказала?» «А что я могла сказать? Что не знаю». «Он, между прочим, не очень-то расстроен, что ты ушла».

Эти слова больно кольнули, хотя я и ожидала чего-то подобного. «Ольга, ты не расстраивайся особо», — продолжала Анна. «Может, оно и к лучшему.

Алексей в последнее время какой-то злой стал. А ты найдёшь кого-нибудь получше». «Да, может быть», — согласилась я, хотя в это не верила.

После разговора я легла на кровать, но заснуть не смогла. В голове крутились мысли. Что делать дальше? Где жить? На работе меня, конечно, поймут, дадут отгул.

Но зарплаты хватит только на съём комнаты где-нибудь на окраине. И это если повезёт. А Анна теперь богата.

У неё квартира в центре, дача, деньги на счету. Она может позволить себе всё, что захочет. А я осталась ни с чем.

Только с этой машинкой. Я повернулась на бок и посмотрела на неё. В полумраке она казалась ещё более загадочной.

Тётины слова снова всплыли в памяти. «Не всё то золото, что блестит, и не всё олово, что тускло. Что, если она была права? Что, если в этой машинке действительно есть что-то особенное? Завтра, — решила я, — найду мастера, который разбирается в старых швейных машинках.

Может быть, она действительно что-то стоит. Может быть, тётя Мария знала, что делала, когда оставляла её мне. За окном дождь постепенно стихал, но тучи всё ещё закрывали небо.

Я закрыла глаза и попыталась заснуть, держа в руках последнюю связь с прежней жизнью. Ключик от швейной машинки, который дала мне нотариус. Проснулась я от звука собственных всхлипов.

Приснилось, что тётя Мария жива, сидит за своей швейной машинкой и улыбается мне. А потом я открыла глаза и увидела серые стены гостиничного номера. И всё вернулось.

Горе. Одиночество. Неопределённость.

За окном было раннее утро. Дождь закончился, но небо оставалось пасмурным. Я села на кровати и взглянула на машинку.

При дневном свете она выглядела ещё более внушительно. Массивная, чёрная, с блестящими металлическими деталями. Золотистые узоры на корпусе переливались в слабых лучах утреннего солнца.

Нужно было что-то делать. Лежать в гостинице и жалеть себя – не выход. Деньги быстро закончатся, а проблемы никуда не денутся.

Я умылась, оделась и спустилась в маленький ресторанчик при гостинице. Заказала кофе и омлет, достала телефон. Первым делом позвонила на работу.

Предупредить, что не приду сегодня. Татьяна Викторовна, мой начальник, отнеслась с пониманием. «Ольга, конечно, отдыхайте сколько нужно», – сочувственно сказала она.

«Потеря близкого человека – это всегда тяжело. Если что-то нужно, звоните, не стесняйтесь. Хорошо, что работа у меня нормальная, с человечным начальством.

Не то что у Алексея, где за малейшую слабость могли уволить». После завтрака я вернулась в номер и внимательно рассмотрела машинку. Теперь, когда спешка и эмоции немного улеглись, я могла изучить ее спокойно.

Машинка была определенно старой. Такие делали в начале XX века, а может и раньше. Фирма «Сингер» была известной, их швейные машинки ценились.

Я провела рукой по поверхности корпуса и почувствовала что-то странное. В нескольких местах металл был неровным, словно поцарапанным. Присмотревшись, я увидела тонкие линии, не случайные царапины, а какие-то осмысленные знаки, буквы, цифры…