Побачивши свю свекруху перед весіллям, наречена втратила свідомість від ШОКУ… Все життя вона шукала свою маму, та такого МОТОРОШНОГО сюрприз вона не чекала …

— Да, заметно, — кивнула Серафима Сергеевна, — но пуще того Ванечка за тебя тревожится, сам-то уже не встает, в госпитале лежит, встречу с господом дожидается. Вчера навещали мы его, а он вдруг о тебе заговорил. Попросил передать, что болезнь души прощением лечится.

Вот я и решила лично передать. Ванечка зря не скажет, сама знаешь. Лицо Наташи залила краска стыда.

Вот и про Ваню она забыла совсем, не звонила, не навещала. А ведь это он ей встречу с Женькой предсказал. А она, получается, неблагодарная, только о себе и думает.

— Ему совсем плохо, чем он болеет? — тихонько спросила девушка, боясь ответа. — Да болезней у него много, с самого детства, ты сама прекрасно знаешь. Время его, видимо, приходит.

Спокойно отозвалась Серафима Сергеевна, вот и торопится он добро сделать, помочь, подсказать. Потому я его просьбы выполнила, лично передала. Как ты советом воспользуешься, это уже твое дело.

А нам пора, по парку еще погулять хотели, на качелях и каруселях ребятишек покатать. Захочешь поговорить, двери для тебя всегда открыты, сама знаешь. Мы тебя всегда ждем.

За Серафимой Сергеевной давно уже закрылась дверь, а Наташа все думала о том, что только что услышала. Сердце кололо острое игло жалости, но одновременно она чувствовала, не случайная эта встреча. И совет из ряда тех, которые не стоит пропускать мимо ушей, настолько удивительный человек его дал.

Даже повзрослев, Наташа так и не смогла понять поступок бросившей ее на произвол судьбы матери. Такое предательство просто не укладывалось в маленьком мозгу трехлетнего ребенка. Поэтому она защищалась как могла, отчаянно фантазировала.

В этих фантазиях мама каждый раз получала оправдание. То она представала отважной разведчицей, вынужденной скрываться от неведомых врагов, чтобы увести опасность от семьи. То она выступала в качестве гаранта мира на своей планете, добровольно согласившись улететь на инопланетном корабле.

И только одной версии не было в красочных рассказах маленькой выдумщицы. Той, в которой ее бросили, выбрав сытую и благополучную жизнь в далекой стране, куда по большой любви к какому-то абсолютно чужому дядьке избежала ее мама, от мужа-алкоголика. А отец Наташи был действительно неисправим, он пил всегда.

Сначала пил по праздникам, потом по выходным, затем каждый день пил по любому поводу, заливал нагоняи от начальства и любые раздражающие моменты. А таких было в их жизни пруд пруди. Наташа смутно помнила бурные сцены, после которых мама плакала, а она сама забивалась в укромный уголок и дрожала там от страха, обнимая старенькую, пожелтевшую от времени, но все равно любимую куклу.

Видимо, однажды чаша терпения мамы переполнилась и она завела роман, да еще и с иностранцем. Потом случилось то, что случилось. Они остались вдвоем.

Какое-то время они еще жили вместе, и отец даже пытался справляться, готовил еду, неумело завязывал Наташке бантики, гладил платьишки. Сердобольная соседка кормила девочку и к тому же ела Наташа как котенок, быстро привыкнув довольствоваться самым простым и малым. Они наверняка бы справились, но ненависть к сбежавшей жене точила отца как червяк.

Начались запои, он стал приводить незнакомых теток и пил с ними, а когда напивался, обвинял их в измене жены и тряс кулаками. Иногда дело доходило до побоев. Наташку он не тронул ни разу, но она все равно до ужасно боялась его и тихо плакала, жалея себя и не понимая, почему весь этот кошмар происходит именно с ними.

Наверняка не обошлось без вмешательства бдительных соседей, потому что однажды на пороге появились две строгие женщины с пучками на голове и в очках. Открыла Наташа. Отец снова был пьян.

Представительницы органов опеки быстро сделали выводы и приняли решение. Ребенка необходимо отправить в социально-реабилитационный центр, проще говоря, в приют, а если отец не одумается и не изменит образ жизни, то разговор пойдет о лишении родительских прав. – Забирайте сейчас, – равнодушно ответил мужчина, глядя на ревущую Наташку.

Там ей лучше будет, а то пропадет со мной. А я пил, пью и буду пить. Жене не нужно, оказался.

Теперь и отец никакой. – Да пошли вы все. Так девочка и оказалась в приюте.

Отец Наташку не навещал, хотя несколько раз передавал подарки. И только один раз в седьмой ее день рождения пришел трезвый, в костюме и в сопровождении маленькой, вертлявой, сильно накрашенной женщины. – Вот, знакомься, это Галина.

Женюсь я, Наташенька, – объявил он дочери, уже начавшей забывать, как выглядит ее отец. – Буду строить новую жизнь, а ты уж извини. Ты не пропадешь, тебя государство человеком воспитает.

У меня не получилось, тут уж ничего не поделать. Такие дела. Ночью Наташка выла, как раненый зверек, закусив одеяло, чтобы ее не слышали.

А потом влезла на крышу, решив раз и навсегда свести счеты с никчемной своей жизнью. Открыла дверь чердака, сделала несколько шагов и остановилась, увидев сидящего на самом краю крыши человека, разглядывающего особо крупные сегодня звезды. – Что, тоже не спится? – спросил он, не оборачиваясь.

– И правда, ночь-то какая. Садись рядом, послушай, как звездочки поют. Ванечка был местной достопримечательностью.

Никто не знал, откуда он взялся, был ли он действительно дурачком или блаженным, да и какая, собственно, разница. В любое время года ходил в одной рубахе и растоптанных тапках, зато в аккуратной вязаной шапочке с детским помпоном. Никто не видел его в плохом настроении или хотя бы грустным.

Более жизнерадостного человека Наташка в своей жизни не видывала, как и безотказного, впрочем. Ванечка не чурался никакой работы, обожал детей и кошек, мог часами возиться с теми и другими, так что, рассказывая о несчастных котятках, Серафима Сергеевна тогда покревила душой. Разномастные приютские котишки были под самым надежным приглядом.

И Наташа познакомилась тогда одновременно и с ними, и с Ванечкой, и навсегда запомнила его бесхитростный ясный взор и детскую улыбку. Ваня был живым воплощением доброты и милосердия. Всех любил, всех утешал, вытирал глаза и носы, подсовывал конфеты, выслушивал, подтыкал на ночь одеяло.

За ним вечно следовали малыши, щенки, котята, так что иногда его появление на территории больше напоминало бродячий цирк. А еще Ваня обладал удивительным даром. Он чувствовал, когда кому-то из его подопечных нужны помощь или совет, и обязательно оказывался в нужное время и в нужном месте.

Как тогда, на крыше. Наташка и сама не знала, решилась бы она прыгнуть. Скорее всего, нет.

А тогда она молча устроилась рядом с восторженно взирающим в небо Ванечкой и смотрела на звезды. И да, она действительно слышала, как они поют. Или это Ваня тихонько напевал, приговаривая.

Все обойдется, ангел мой, все образуется. На роду тебе счастье написано, ты только прочитать сумей, не отказывайся от него. Все хорошо будет, я знаю, мне сказано было.

Кем сказано, спросила тогда Наташка, но ответа не услышала. Так и заснула, прижавшись к теплому боку. А проснувшись, в своей кровати не могла вспомнить, чтобы шла обратно.

По воздуху перенеслась, что ли. Годы в приюте Наташа вспоминала потом скорее с благодарностью, чем с разочарованием. Были и горести, и радости, и друзья были, и недруги.

Таких людей, как Серафима или тот же Ванечка, она не встречала больше нигде и никогда. Они поддержали ее в тот день, когда ей сказали, что отец умер от цирроза печени, а квартиру надо теперь делить с той самой бойкой отцовской сожительницей Галиной, успевшей убедить его поставить штамп в паспорте. Никаких действий предпринимать Наташа не стала.

Впрочем, девушка все равно не смогла бы жить в этом доме, пропитанном горем и мрачными воспоминаниями. Получить собственное жилье, как сироте, ей помогла все та же Серафима Сергеевна. Когда Наташа пришла к ней, преисполненная благодарности, в ответ та сказала просто — не благодари, не надо.

Может и тебе судьба доверит добро кому-то сделать. Добро еще тот, бумеранг. Оно имеет обыкновение добром возвращаться.

Так началась новая самостоятельная жизнь Наташи Васильевой. Она без проблем поступила на филфак, постепенно обзавелась друзьями. Вот только с личным никак не складывалось…