Парализованная девочка приехала в приют. То, что сделала самая опасная немецкая овчарка, шокировало всех…. 

Казалось, что я теперь не я. Что всё кончилось. Она вздохнула. В школе со мной перестали играть.

Кто-то жалел, кто-то смеялся. Я хотела спрятаться, исчезнуть. Барс медленно повернул голову.

Его взгляд стал пронзительным. Он не умел говорить. Но Маша поняла всё.

«Ты прятался тоже, да?» Он подполз ближе так, что его мокрый нос коснулся колеса её коляски. Он больше не боялся. Он искал.

«Знаешь, – сказала она, – мама сказала, что я сильная. Но я не чувствовала себя сильной. До сегодняшнего дня».

Она погладила его между ушами, и Барс тихо зарычал. Но не от злости. Это был хриплый звук.

Будто он сам не верил, что разрешил ей это. «Ты знаешь, что я могу упасть, если ты резко дёрнешься?» Спросила Маша, усмехнувшись. «Но я всё равно здесь.

Потому что ты теперь мой друг». В этот момент произошло нечто невероятное. Барс поднялся, обошёл клетку изнутри и вдруг… залаял.

Один раз. Громко. Чисто.

Не угрожающе. Не сердито. А словно сказал «Я здесь.

Я жив». Маша испугалась. Но тут же рассмеялась.

Её смех эхом разнёсся по залу, как звон колокольчиков. Мама подбежала. «Всё в порядке?» Он не… Маша только кивнула и прижалась лбом к прутьям.

Он просто сказал «привет». В тот вечер, перед самым закрытием приюта, сотрудники предложили проводить Машу к выходу. Но девочка не хотела уходить.

«Он думает, что я его брошу, как другие», сказала она. «А я не хочу, чтобы он остался один в темноте». Заведующая задумалась.

Потом глубоко вздохнула и сказала «Подождите минуту». Она ушла в кабинет и вернулась с бумагами. «Если вы действительно уверены, мы можем начать процесс адаптации.

Он сложный пёс. С ним нельзя просто вот так взять и уйти». Мама Маши взяла документы, но посмотрела на дочь.

«Ты правда хочешь его?» Маша кивнула. Барс в это время сидел у решетки, уставившись на девочку, будто боялся, что это был сон. «Он ведь тоже, как я», сказала она.

«Он не злой. Просто раненый. А мы… мы можем лечить друг друга»…