Отвернувшись на секунду, парень на машине сбил девочку. А когда она пришла в себя, протянула в кулачке то, от чего у него волосы ДЫБОМ стали
– Ага, – спустя какое-то время он ответил растерянно. – Надо посмотреть. – Вы только не сердитесь, – сказал он куда-то в пустоту.
Встал, положил на стол конфеты, которые хотел отдать девочке. Мама сказала, кто сердится, тому нужно дать добро. – Иван, у вас все в порядке? – спросил начальник.
– Это более чем странный поступок от человека, который претендует на роль руководителя. – Да-да, все хорошо, – сказал Иван и направился к выходу. – Чё за день, – думал Иван, сидя за своим столом, – все же было хорошо, но все же обошлось.
Саша сидела за столом напротив, ехидно улыбаясь всякий раз, когда Иван смотрел в ее сторону. – Вот сучка, – подумал Иван, – неужели подсидела? Не случайно она у меня просила таблицы по отчету. Вот мстительная тварь.
День прошел в думах и подозрительных переглядах. Всякий раз Иван ловил себя на мысли, что все-таки не зря он не верит бабам. Вечером он решил проехать опять через тот двор и, если получится, поговорить с этим мужиком, судя по всему, отцом девочки.
После работы он добрался до двора. Было уже темно, никого там не было. Он подошел к скамейке, на которой еще утром сидел этот нетрезвый человек.
Из подъезда вышла женщина с собакой. Иван хотел спросить у нее про девочку, но вовремя понял, что это слишком подозрительно – интересоваться жизнью несовершеннолетней девочки, у которой мать кукушка, а отец алкаш. Он сел на скамейку и понял, что весь его план был какой-то непонятный изначально.
Зачем он сюда ехал, что он хотел сделать? К подъезду подошла вторая женщина, и они начали что-то громко обсуждать. «А этот идиот из четырнадцатой! Ой, сегодня днем опять нажрался. Я к себе Маруську забрала, Наташка из семнадцатой вызывала полицию, увезли его. Слава богу, девочка хоть немного отдохнет. Давно пора прав лишать», – отвечала ей вторая соседка. «А я и слышу такой крик днем. Я так и поняла, что это Петя наш поет. Дочку жалко, натерпелась она, он же всякую шваль домой тащит. И не говори, я как вспомню Лизавету, такая хорошая, порядочная была. Всегда поможет, если что, и этот обалдуй так не гулеванил при ней. Но видишь, как в жизни бывает, болезнь она не спрашивает, сколько кому лет. Ой, не говори, не дай бог, такого никому».
Иван слушал, и картина происходящего становилась еще более непонятной, чем он ее вчера себе нарисовал. Он приехал домой в подавленном настроении. Даже желание поскандалить в магазине сегодня не возникло.
Какая-то странная пустота образовалась. «Ведь она никто», – думал он про себя, – «а сколько их таких по стране, с такими придурками живет. Всю жизнь детям ломают, дебилы».
Всю ночь он плохо спал. То девочка, то эта пробка, то начальник разговаривал вместе с Сашей в его голове. Разозлившись, он встал, намахнул полстакана коньяка и прилег на диван в зале.
Так до утра он и проспал. На работу собирался нехотя. Все в голове не выходила эта история.
Он взял с вешалки куртку, сунул руку машинально в карман и вытащил оттуда эту пуговицу. Посмотрел на нее. «Мама сказала, кто сердится, тому нужно дать добро», – сказал он вслух.
Чё к чему, прилипло. Он поехал на работу. Саша на весь офис громко манифестировала, что как только она станет руководителем, то с нее ящик шампанского.
Иван смотрел на это цирковое представление и все отчетливей понимал. Пришла пора искать другую работу. Работать под руководством бывшей, даже брошенной пассии, – сомнительное удовольствие.
После обеда он отпросился. Сказал, что нужно привести кое-какие домашние дела в порядок. Сегодня ему с утра пришла в голову одна мысль…
