* Опоздав на самолет, Вероника купила у цыганки иглу. «Проверь больного мужа и все поймешь». Услышала она эти слова и последовала совету, и ОЦЕПЕНЕЛА от увиденного
В аэропорту было людно и шумно, как обычно в пятницу вечером.
Киевляне разъезжались по дачам, командировочные возвращались домой, а туристы штурмовали стойки регистрации с огромными чемоданами. Ольга бежала, лавируя между пассажирами, отчаянно сжимая в руке посадочный талон. Ее каблуки громко стучали по мраморному полу, а тяжелая сумка больно била по бедру.
На бегу она поправила выбившуюся прядь русых волос, в свои сорок пять она все еще сохранила естественный цвет, которым втайне гордилась. Это была, пожалуй, единственная часть ее внешности, которая не требовала особого ухода, в отличие от фигуры, за которой приходилось следить с маниакальным упорством после сорока. Последнее объявление о посадке на рейс до Одессы.
Равнодушно произнес женский голос из динамиков, и этот голос, казалось, был полон какого-то затаенного злорадства. Ольга прибавила скорость, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. В голове пульсировала одна мысль.
Ей нельзя опаздывать. Просто нельзя. Мамин 70-летний юбилей.
Это не то событие, которое можно пропустить. Тем более что она и так откладывала эту поездку почти полгода, каждый раз находя новые отговорки. Особенно когда ты единственная дочь, и отношения с мамой всегда были непростыми, наполненными невысказанными обидами и плохо скрытыми разочарованиями.
«Стойте! Подождите!» Закричала она, увидев, как сотрудница аэропорта в синей форменной юбке решительно закрывает выход на посадку, словно ставит точку в ее попытках успеть. «Посадка окончена», — сухо ответила девушка в форме, мельком взглянув на наручные часы с таким видом, будто время было ее личным союзником в борьбе с опаздывающими пассажирами. «Вы опоздали на 20 минут.
Двери самолета уже закрыты. Но у меня были причины». Ольга почувствовала, как пот стекает между лопаток, а блузка противно липнет к спине.
«Муж! Он заболел внезапно, мне пришлось вызывать скорую. Неужели нельзя как-то связаться с экипажем?» Сотрудница смотрела на нее с вежливым безразличием человека, слышавшего тысячи подобных историй каждый день. За ее холодным взглядом Ольга прочитала усталость и равнодушие.
«Конвейер человеческих судеб, вечная спешка, одни и те же оправдания. Следующий рейс завтра утром в 8.45. Обратитесь к представителю авиакомпании для перебронирования». Стойка номер 27, она указала рукой в сторону центрального зала.
Ольга почувствовала, как к горлу подступают слезы. Вот так всегда. Стоит только расслабиться и поверить, что все идет по плану, как жизнь подставляет подножку.
Она достала из сумочки потертый кожаный чехол с телефоном, подарок Алексея на прошлый Новый год. Один из тех редких моментов, когда он действительно угадал с подарком, и набрала мамин номер, представляя ее разочарование. Длинные гудки звучали как-то особенно безнадежно в шумном аэропорту.
Никто не отвечал. Наверное, уже готовится к приему гостей, нарезает свой фирменный салат с крабовыми палочками и консервированной кукурузой, накрывает праздничный стол старым хрустальным сервизом, который достается только по особым случаям, подумала она с горечью. Мама, прости, прошептала Ольга, когда включилась голосовая почта.
Я. Я не успела на рейс. Прилечу завтра, первым утренним. Обещаю, когда Ольга брела к выходу из аэропорта, ощущая себя абсолютной неудачницей, мимо пробегались счастливые люди с чемоданами, обнимались встречающие, смеялись дети.
Казалось весь мир праздновал пятницу, и только она одна осталась за бортом всеобщего веселья. И тут ее окликнул хриплый женский голос с характерным акцентом. Девушка.
Красивая. Постой-ка. Ольга обернулась, машинально прижимая сумку к боку.
У мраморной колонны, словно специально выбрав место в тени, стояла невысокая полная женщина в длинной цветастой юбке и платке, повязанном по-цыгански. Яркие цвета ее одежды. Красные, зеленые, желтые.
Странно контрастировали с серым мрамором аэропорта и выглядели здесь неуместно, как полевые цветы в больничной палате. На вид женщине было около шестидесяти, а может и больше. Глубокие морщины избороздили смуглое лицо, словно высохшее русло реки, но темные глаза смотрели удивительно ясно и пронзительно, словно видели насквозь, читая мысли и воспоминания как открытую книгу.
«Не нужно, я спешу», — автоматически ответила Ольга, ускоряя шаг и крепче сжимая ремень сумки. В голове мелькнула мысль о кошельке, нужно крепче держать сумку. «Только цыганки мне сейчас не хватало для полного счастья», — подумала она с раздражением.
«На самолет уже не успеешь», — усмехнулась цыганка с такой уверенностью, что Ольга невольно замедлила шаг. «А вот на беду можешь и успеть, если сейчас мимо пройдешь. Большая беда тебя ждет, хозяюшка».
Ольга остановилась, против воли заинтригованная. Что-то в голосе этой странной женщины заставило ее обернуться. То ли необычная интонация, то ли странная уверенность, с которой она говорила о самолете, который Ольга действительно пропустила.
«Что вы имеете в виду?», — спросила она, уже ругая себя за то, что поддается на очевидную уловку. Цыганка подошла ближе, неторопливо, словно у нее в запасе была вся вечность. От нее пахло какими-то травами и чем-то сладким, как из детства.
Может быть, карамельками гусиные лапки, которые бабушка всегда держала в вазочке на серванте, рядом с хрустальными рюмками и выцветшими фотографиями родственников в деревянных рамках. «Вижу, душа твоя не на месте», — цыганка говорила тихо, почти шепотом, и Ольге пришлось невольно наклониться, чтобы расслышать ее слова сквозь гул аэропорта. И правильно! Да мата у тебя не все ладно.
Гнездо твое некрепкое, нитками гнилыми шито. У всех проблемы, пожала плечами Ольга, но почему-то не уходила. Что-то в этой женщине было такое, что не позволяло просто развернуться и уйти.
Какая-то странная властность, уверенность в своих словах, будто она действительно знала что-то важное. Муж твой, говоришь, заболел? Цыганка прищурилась, и ее глаза превратились в узкие щелочки, как у сытой кошки. Ой, не той болезнью он болен, какую доктора лечит.
Ложью болен муж твой, обманом сердце его источено, как дерево жуком-древоточцем. Ольга вздрогнула, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Она действительно солгала сотруднице аэропорта.
Алексей не болел. Он просто задержался на важной встрече и не смог отвезти ее в аэропорт, как обещал три дня назад, когда они планировали поездку. А такси, вызванное в последний момент, безнадежно застряло в пятничных киевских пробках где-то в районе бульвара Шевченко.
Что вы хотите? устало спросила Ольга, поглядывая на часы. Если выехать сейчас, может быть, она успеет позвонить маме с дороги и объяснить ситуацию. Цыганка достала из глубокого кармана юбки небольшой сверток, завернутый в кусок темной ткани, потертой по краям.
Возьми-ка эту иглу, красавица, она протянула Ольге сверток с таким видом, словно предлагала королевскую драгоценность. Старинная, еще бабушкина. Серебряная, с особым глазком.
Таких теперь не делают. Как вернешься домой? Проверь больного мужа, и все поймешь. Игла правду покажет.
Я не верю в подобные вещи, начала Ольга, чувствуя себя глупо. Мама всегда говорила, что цыгане мастера манипуляций, и вот теперь она сама попалась на эту удочку.
А ты ей не верь, перебила цыганка, и в ее голосе прозвучали неожиданно жесткие нотки. Просто возьми и проверь. Если не права я. Выбросишь.
А если права? Так хоть глаза откроешь, пока не поздно. Ольга сама не понимала, почему протянула руку и взяла сверток. Может быть от усталости и расстройства, а может от какого-то странного предчувствия, шевельнувшегося где-то в груди.
Сверток был легким, почти невесомым, но отчего-то казался значительным. «Сколько я должна?» спросила она, открывая сумочку и готовясь к тому, что сейчас цыганка запросит какую-нибудь несусветную сумму. «Трешку дай на счастье», усмехнулась цыганка, обнажив неровные зубы, один из которых был золотым и тускло блеснул в свете ламп аэропорта.
Ольга протянула ей триста гривен, но женщина покачала головой, словно Ольга предложила ей какую-то ерунду. «Три гривны, дочка. Старыми.
Или новыми. Три гривны. Не больше и не меньше».
В кошельке Ольги, среди кредитных карт и купюр, нашлась завалявшаяся пятигривенная монета. Цыганка взяла ее, подбросила на ладони, проверяя вес, и Ольга заметила глубокий шрам, пересекавший ее руку от запястья до середины ладони, словно кто-то когда-то пытался перерезать ей вены. «Сдачи не надо», прошептала она с какой-то загадочной улыбкой.
«Иди с Богом. И помни. Проверь мужа.
Иглой проверь. Она тебе всю правду покажет, какая бы горькая она ни была». Когда Ольга обернулась у выхода из терминала, цыганки уже не было.
Словно растворилась в воздухе между туристами с чемоданами и спешащими куда-то людьми, как мираж в пустыне. Ольга даже на секунду усомнилась, не привиделось ли ей эта странная встреча. В такси по дороге домой, глядя на мелькающие за окном вечерние огни Киева, она развернула сверток.
Внутри действительно лежала необычная игла. Длинная, с серебристым отливом и странным ушком, напоминающим глаз. По ее поверхности вились какие-то едва заметные узоры, похожие на витиеватые буквы неизвестного алфавита.
Ольга хмыкнула и убрала иглу в сумочку, застегнув внутренний карман. «Развели как дурочку», — подумала она, но почему-то на душе стало тревожно, будто где-то внутри включился счетчик обратного отсчета. Такси остановилось у ее дома в Подоле.
Двенадцатиэтажная башня девяностых годов постройки, с облупившейся местами штукатуркой и вечно сломанным лифтом, выглядела особенно уныло в свете закатного солнца. Они с Алексеем мечтали переехать в что-то поприличнее, в один из тех новых жилых комплексов с охраной и подземным паркингом, что росли как грибы по всему Киеву, но все никак не получалось собрать достаточно денег на первоначальный взнос. Хотя Алексей часто говорил, что у него намечается большая сделка, которая должна решить все их финансовые проблемы раз и навсегда.
Поднимаясь по лестнице на седьмой этаж, лифт как обычно не работал уже третью неделю, и никто даже не пытался его починить, Ольга вспомнила слова цыганки. «Проверь больного мужа, и все поймешь». Что за глупости? Алексей никогда не был образцовым мужем.
Забывал годовщины, редко дарил цветы, иногда выпивал с друзьями больше, чем следовало. Но сейчас он действительно много работал. Какие-то новые партнеры, проекты, бесконечные встречи и переговоры.
Просто сегодня не повезло, с кем не бывает. В конце концов, у них почти 15 лет брака за плечами. Не все же время было гладко.
Но когда она открыла дверь квартиры, то замерла на пороге, чувствуя, как сердце пропустило удар. В коридоре горел свет, и из гостиной доносились голоса. Приглушенные, но отчетливые.
И один из них определенно принадлежал ее мужу. Тому самому, который два часа назад звонил и извинялся, что застрял на важной встрече где-то в районе железнодорожного вокзала, и не сможет ее отвезти. Второй голос был мужской, низкий и с хрипотцой, будто его обладатель много курил.
Ольга замерла, не решаясь войти в собственную квартиру. Сердце гулко билось где-то в горле. Важная встреча Алексея, оказывается, проходила прямо здесь, в их гостиной.
Предательство накрыло ее удушливой волной. Она осторожно прикрыла входную дверь, стараясь не шуметь, и на цыпочках прошла в коридор. Из гостиной доносились обрывки разговора.
«И так далее не может продолжаться», — говорил незнакомый голос с металлическими нотками. «Сивый не из тех, кто любит ждать. Сроки поджимают».
«Я понимаю, Петрович, все понимаю», — в голосе мужа Ольга услышала нотки, которых раньше не замечала, заискивающие, почти умоляющие. «Еще неделя, максимум две. Деньги точно будут.
Последний раз говорю. Две недели», — отрезал гость. «Потом прощения просить будешь не у меня».
Ольга тихонько прокралась по коридору и заглянула в щель между неплотно прикрытой дверью и косяком. В гостиной сидели двое. Ее муж, сутулившийся с какой-то жалкой улыбкой на лице, и крупный мужчина лет пятидесяти с коротко стриженными седеющими волосами и квадратным подбородком.
Он был одет дорого, но без вкуса. Кожаная куртка, массивная золотая цепь на шее. «Может, выпьем?» — предложил Алексей, вскакивая, чтобы налить виски в стакан.
«За успешное завершение дела». Не суетись, мужчина выпил одним глотком, даже не поморщившись. «И жену-то свою зачем в Одессу отправил? Прятать ее от нас собрался».
Алексей нервно рассмеялся. «Да какое там! У тещи юбилей, семьдесят лет. Сам понимаешь, не поехать нельзя».
«А сам что не поехал? Или боишься от дела отлучиться?» Ольга почувствовала, как в груди закипает ярость. Значит, он солгал ей не только сегодня. Он использовал мамин юбилей как отговорку для каких-то темных делишек.
«Проверь больного мужа», — всплыли в памяти слова цыганки. Она машинально нащупала в сумке странную иглу. «Да ладно тебе, Петрович», — голос Алексея стал совсем жалким.
«Просто нужно с клиентом важным встретиться. Большой заказ светит». «Ага», — хмыкнул гость.
«И клиент этот, видимо, тот хмырь, из-за которого ты Сивому торчишь полтора миллиона? Брось заливать, Леша. Мы все про тебя знаем». Ольга отшатнулась от двери, прижав руку ко рту.
«Полтора миллиона?» Алексей задолжал кому-то такую сумму. «На какие шиши?» В их семейном бюджете едва хватало на оплату счетов и изредка на отпуск в Турции по горящей путевке. «Я знаю, что делаю», — голос мужа звучал уже увереннее…
