«Не віддам! Це все, що в мене є!» — закричала сирота-посудомийка, притискаючи до себе спортивну сумку. Багатий директор ресторану був упевнений, що спіймав злодійку, але коли побачив, ЩО всередині, ЗАВМЕР на місці

По залу прошел шепоток. Георгий медленно поднялся. Его лицо, обычно бледное, сейчас казалось серым.

Он посмотрел на Надежду, державшую на руках Василису, и что-то неуловимо изменилось в его глазах. «Я…» — начал он и замолчал, собираясь с силами. Затем выпрямился и заговорил четко, звонко: «Я не могу подтвердить эти обвинения.

Все, что здесь говорилось о Надежде Ярцевой, — ложь». «Она заботливая мать». «А свидетели — подставные лица, нанятые Бутенко для давления».

Бутенко дернулся, словно от удара током. «Что ты несешь?» — прошептал он, но Георгий уже не смотрел на него. «Более того», — продолжил он, глядя в глаза председателю комиссии, — «я могу подтвердить, что Николай Дмитриевич Бутенко организовал травлю Ярцевой, чтобы вынудить ее отказаться от права на комнату в бараке.

Это часть его махинаций с недвижимостью». «У меня есть доказательства». «Ты пожалеешь об этом, щенок!» — Бутенко вскочил, опрокинув стул.

«Твоя карьера закончена». «Я уничтожу тебя». В кабинете повисла тишина.

Бутенко, осознав, что только что публично угрожал человеку на официальном слушании, попытался взять себя в руки: «Прошу прощения за эмоции». «Очевидно, у моего помощника проблемы психологического характера». Но было поздно.

Его маска слетела, обнажив истинное лицо. Комиссия удалилась для совещания, оставив всех в напряженном ожидании. Георгий сидел отдельно, не смея подойти к Надежде.

Бутенко что-то яростно строчил в блокноте. Через полчаса двери открылись. «Учитывая противоречивость показаний и необходимость более детального изучения ситуации», — председатель комиссии читала по бумажке, избегая смотреть в глаза присутствующим, — «комиссия постановляет:

временно, сроком на две недели, изъять несовершеннолетнюю Ярцеву Василису из семьи для проведения медицинского обследования и проверки условий содержания». Надежда прижала дочь к груди так крепко, что та захныкала. «Прошу прощения», — Дмитрий поднялся, держа в руках папку с документами.

«До принятия решения прошу ознакомиться с материалами, которые полностью меняют правовой статус моей подзащитной». Он положил перед председателем комиссии несколько бумаг. «Это свидетельство о регистрации по месту жительства гражданки Ярцевой Надежды Викторовны по адресу: Кленовая, 24, квартира 56.

Собственник квартиры — Верещагин Кирилл Андреевич». «Прописка оформлена официально десять дней назад». Он достал следующий документ.

«Это трудовой договор, подтверждающий, что гражданка Ярцева работает в ресторане “Лесная гавань” на постоянной основе с полным социальным пакетом, включая медицинскую страховку для нее и ребенка». «Зарплата, как вы можете убедиться, значительно превышает прожиточный минимум». Бутенко резко поднялся: «Это подлог!»

«Мы не видели этих документов раньше». «Потому что вы не запрашивали актуальную информацию», — парировал Дмитрий. «Предпочли основываться на устаревших данных, что является грубым нарушением процедуры рассмотрения».

«И еще», — он достал последний документ, — «поскольку комиссия проявляет особый интерес к жилищным условиям ребенка, представляю результаты независимой экспертизы квартиры, проведенной вчера». «Как видите, все условия соответствуют самым строгим нормам». Председатель комиссии растерянно перебирала бумаги.

«Кроме того», — Дмитрий говорил спокойно, но твердо, — «я хотел бы обратить внимание комиссии на подозрительное совпадение». «Заявление о ненадлежащем исполнении материнских обязанностей поступило сразу после того, как статья, разоблачающая коррупционные действия гражданина Бутенко, была опубликована». «Мы расцениваем это как попытку давления на свидетелей по уголовному делу, которое готовится к передаче в прокуратуру».

По комиссии пробежал встревоженный шепоток. Никто не хотел оказаться замешанным в скандале с политическим подтекстом. «Предлагаю отложить рассмотрение дела для изучения новых обстоятельств», — произнесла председатель после короткого совещания с коллегами.

«Заседание переносится на две недели». «Мы требуем полного прекращения дела из-за отсутствия оснований», — настаивал Дмитрий. «Оснований для изъятия ребенка нет».

Председатель кивнула. «Да, при таких обстоятельствах… Дело закрывается за отсутствием оснований.

Но мониторинг условий проживания ребенка будет проводиться». Надежда прерывисто выдохнула, глаза заблестели от слез, на этот раз от облегчения. Бутенко, бледный от ярости, что-то прошипел Георгию, но тот, к удивлению всех, ответил громко и четко:

«Нет, Николай Дмитриевич, я не стану больше участвовать в травле невиновных людей». Выходя из кабинета, Кирилл заметил, как Надежда на мгновение обернулась к Георгию и едва заметно кивнула. Не благодарность, скорее признание его маленького мужества.

Такого непривычного, но все-таки мужества. Вечером в квартире Кирилла было тихо. Василиса мирно спала в своей кроватке, наконец-то в безопасности.

Надежда стояла у окна, глядя на снежинки, кружащие в свете фонарей. «Ты был готов ко всему», — тихо произнесла она. «Документы, прописка, экспертиза квартиры.

Когда ты все это успел?» «Сразу после нашего разговора с Георгием», — Кирилл подошел и встал рядом, не касаясь, но достаточно близко, чтобы она чувствовала его тепло. «Дмитрий сказал, что юридически мы уязвимы». «Пришлось все оформить официально».

«Знаешь, мне даже странно, что мы не сделали этого раньше». «Спасибо», — она повернулась к нему, в глазах светилась благодарность, смешанная с чем-то еще, более глубоким, личным. «Ты спас нас сегодня».

«Мы спасли друг друга», — он осторожно коснулся ее руки. «Знаешь, до встречи с тобой моя жизнь была… пустой». «Ресторан, деловые встречи, вечные счета и накладные.

Я даже не замечал, как одиноко мне было». Надежда молчала, но ее пальцы сами собой переплелись с его. «Мы всегда можем оставить все как есть», — продолжил он…