«Не віддам! Це все, що в мене є!» — закричала сирота-посудомийка, притискаючи до себе спортивну сумку. Багатий директор ресторану був упевнений, що спіймав злодійку, але коли побачив, ЩО всередині, ЗАВМЕР на місці

Только… Никто не должен знать, что это я». Надежда кивнула. «Лучше что-то, чем ничего».

«Я буду ждать здесь завтра в то же время», — сказала она, поворачиваясь, чтобы уйти. «И Георгий…» Ее зовут Василиса.

Твоя дочь». Она ушла, не оглядываясь, а он стоял, вцепившись рукой в ограду, чувствуя, как внутри что-то обрывается: то ли стыд, то ли страх, то ли запоздалое осознание того, что он потерял. Стопка фотокопий, переданная Георгием, казалась неподъемной.

Надежда с Кириллом до глубокой ночи разбирали документы, отмечая важные фрагменты. Липкие закладки покрыли бумаги разноцветной мозаикой: схемы, подписи, даты. Поддельные акты технического состояния барака, фиктивные заключения комиссий, расписанные откаты санэпидстанции.

Георгий не солгал: компромат был убойным. Утром Марат, листая папку, присвистнул: «Это не просто статья». «Это уголовное дело».

Его материал вышел через два дня: разворот с фотографиями документов, перечень махинаций и откровенное указание на Бутенко как организатора аферы. Имя информатора не упоминалось, но доказательства говорили сами за себя. В то утро, когда газета появилась в киосках, Кирилл проснулся от телефонного звонка.

Звонил старик, живший напротив 13-го барака: «Сносят». «Прямо сейчас сносят». «С техникой приехали, милиция оцепила».

Снегопад замел дороги, такси едва пробиралось через сугробы. Когда Кирилл добрался до места, бульдозер уже крушил дальний торец барака. Милицейское оцепление не пускало зевак, но удивительно быстро нашлась пара репортеров с камерами.

Марат метался вдоль ограждения, снимая происходящее на пленку. «Не успели», — Кирилл тяжело дышал, от мороза очки запотели. «Они действуют на опережение.

Объявили здание аварийным, требующим немедленного сноса из-за угрозы обрушения». «Георгий сказал, что они подделали подпись Надежды на отказе от права собственности». «Знали, что без этого снести не смогут, вот и решились на прямую подделку документов».

«О люди». Кирилл вглядывался в окна соседних домов, где маячили испуганные лица соседей. «Почти никого не было».

«Зинаиду Петровну ее сестра на такси увезла на рассвете, видимо, предупредили». «А комната Надежды и так пустая». Хлопья снега оседали на волосах, таяли на лице.

Кирилл смотрел на рушащиеся стены, чувствуя, как внутри нарастает холодная ярость. Бутенко уничтожал улики, сравнивал с землей само место преступления, чтобы от него не осталось и следа. В углу оцепления стоял фургон местного телевидения.

Щегольски одетый Бутенко давал интервью, жестикулируя с уверенностью человека, знающего, что победа на его стороне. «Экстренные меры по сносу аварийного жилья». «Мы не могли ждать ни дня, вдумайтесь.

Люди жили в здании, готовом рухнуть в любой момент». «Наша администрация всегда ставит безопасность граждан на первое место». Телевизионщики кивали, подставляя микрофоны.

Играли на руку хозяину города. Дмитрий Ковальский смотрел на повестку с печатью органов опеки и качал головой: «Они спешат». «Понимают, что дело о махинациях с недвижимостью не остановить, теперь слишком много доказательств.

Поэтому бьют по-другому». Бумага гласила, что через три дня специальная комиссия рассмотрит вопрос о соответствии условий проживания ребенка нормам безопасности. Сухие формулировки скрывали угрозу: «Выявление ненадлежащего исполнения родительских обязанностей, проверка на предмет создания угрозы жизни и здоровью несовершеннолетнего».

Все это пахло дешевой местью Бутенко. «Что нам делать?» Надежда сидела, окаменев, не сводя глаз с дочери. «Готовиться к слушанию.

Я буду представлять твои интересы». «Нам нужны характеристики с места работы, свидетельства людей, которые могут подтвердить, что ты заботливая мать». «Людмила Андреевна и ее коллеги уже подписали коллективное письмо», — Кирилл протянул Дмитрию папку.

«А это справки о том, что Надежда официально трудоустроена в моем ресторане». Адвокат кивнул: «Хорошо». «Но Бутенко наверняка подготовил свидетелей.

Будет грязная игра». Заседание комиссии проходило в мрачном кабинете на втором этаже серого здания органов социальной защиты. Длинный стол, накрытый зеленым сукном, за которым сидели семь человек с равнодушными лицами.

Надежда, испуганная и бледная, держала на руках Василису. Кирилл и Дмитрий сели по обе стороны от нее. Напротив расположился Бутенко с помощником Георгием, который сутулился, избегая встречаться глазами с бывшей возлюбленной.

«Рассматривается дело о проверке условий проживания несовершеннолетней Ярцевой Василисы», — монотонно начала председатель комиссии, женщина с сухим лицом и тусклыми волосами, собранными в тугой пучок. «У нас имеется заключение о непригодности жилого помещения, в котором зарегистрирована мать с ребенком». «Позвольте уточнить», — вмешался Дмитрий.

«Речь идет о бараке, который снесен вчера утром». «В настоящее время мать с ребенком проживают в трехкомнатной квартире улучшенной планировки по адресу…» «К этому мы еще вернемся», — прервала его председатель.

«Здесь указано, что гражданка Ярцева проживает у постороннего мужчины, не являющегося родственником». «Условия проживания ребенка в этой квартире не проверены органами опеки». «Мы готовы предоставить доступ в любое время», — твердо сказал Кирилл.

«Слово предоставляется заместителю главы городской администрации Бутенко Николаю Дмитриевичу». Бутенко поднялся с места, поправил галстук. «Уважаемая комиссия, как официальное лицо, я озабочен судьбой ребенка, находящегося в зоне риска.

Очевидно, что мать не предоставляет дочери надлежащих условий». «Еще недавно она проживала в ужасных условиях аварийного барака, подвергая жизнь ребенка опасности». «Теперь мы узнаем, что она переехала к своему работодателю-мужчине, с которым состоит в неоформленных отношениях».

«Это ложь!» — вырвалось у Надежды. «В подтверждение своих слов», — невозмутимо продолжил Бутенко, — «я хотел бы представить свидетельские показания».

«Вызывается господин Мельников, сосед по бараку». Дверь открылась, и в кабинет вошел щуплый мужичок с бегающими глазками. Он сбивчиво рассказал, как часто видел Надежду пьяной, как она кричала на ребенка.

«Я никогда не видела этого человека», — прошептала Надежда. «Следующая свидетельница — Соколова, санитарка поликлиники». Крупная женщина в плохо сидящем костюме описала запущенное состояние ребенка, якобы замеченное во время визита в поликлинику.

«Полная чушь», — Дмитрий тихо переговаривался с Кириллом. «Купленные свидетели». «И, наконец», — Бутенко позволил себе торжествующую улыбку, — «я вызываю помощника администрации Пашкевича Георгия Владимировича, который может подтвердить асоциальный образ жизни гражданки Ярцевой»…