Не ходи на похороны своего мужа. Лучше зайди в дом своей сестры! Такое письмо я получила в день прощания с Павлом. Я подумала, что это злая шутка, но всё же решила зайти к сестре, потому что у меня был ключ. Но когда я открыла дверь, оцепенела от увиденного…

Они выглядели как пара, которая живет вместе уже много лет. Мужчина повернул голову, и я увидела его профиль. Это был Павел.

Мой муж. Который должен был лежать в гробу. Которого я хоронила через два часа.

Он был жив. Он сидел на кухне у моей сестры и пил кофе, как будто ничего не случилось. Я не помню, как дышала в тот момент.

Не помню, думала ли я вообще. В голове была пустота, белый шум, как в сломанном телевизоре. Ирина подошла к нему сзади и положила руки ему на плечи.

Он накрыл ее ладонь своей. Нежно, привычно. Как делают люди, которые давно вместе.

Я видела, как он поворачивает голову и целует ее руку. Видела, как она наклоняется и целует его в макушку. Видела их улыбки, их легкость, их близость.

Они были счастливы. В тот момент, когда я должна была хоронить своего мужа. Он сидел на кухне у моей сестры и был счастлив.

Я отступила от двери. Медленно, осторожно. Ноги не слушались, в коленях была вата.

Я дошла до прихожей, надела туфли, вышла из дома и закрыла дверь за собой. Стояла у калитки и не понимала, что делать дальше. Мир рухнул.

Просто взял и рухнул за пять минут. Все, во что я верила, все, что знала о своей жизни, оказалось ложью. Павел был жив.

Павел был с Ириной. Павел меня предал. Но самое страшное было не это.

Самое страшное было то, что я не знала, как долго это продолжается. Неделю? Месяц? Год? Может быть, они были вместе все это время, пока я горевала, пока планировала похороны, пока выбирала гроб и заказывала поминальный обед. Может быть, они смеялись надо мной.

Я пошла домой. Медленно, как во сне. Люди на улице смотрели на меня странно, наверное, я выглядела как сумасшедшая.

Женщина в черном платье, которая идет неизвестно куда, и смотрит в пустоту. Дома меня ждал водитель. Он курил у машины и нервно поглядывал на часы.

«Марина Викторовна, нам пора», — сказал он, увидев меня. «Опаздываем уже». Я посмотрела на него и не смогла произнести ни слова.

Как объяснить, что я не могу ехать на похороны мужа, который жив? Как сказать, что все это спектакль, в котором я играю роль дурочки? «Марина Викторовна, вы в порядке?» Водитель подошел ближе. «Может вам плохо?» «Вызвать врача». Я покачала головой и зашла в дом.

Заперла дверь. Прислонилась к ней спиной и, наконец, заплакала. Плакала не от горя.

Плакала от ярости, от унижения, от того, что меня сделали идиоткой. Плакала от того, что не знала, что делать дальше. Телефон звонил без остановки.

Мать Павла, его брат, наши общие друзья. Все спрашивали, где я, почему не приезжаю, что случилось. Я не отвечала.

Просто сидела на полу в прихожей и слушала, как звонит телефон. Через час звонки прекратились. Наверное, решили, что мне стало плохо.

Что я в больнице, или еще где-то. Наверное, похороны прошли без меня. Похороны пустого гроба.

Я встала с пола и пошла в спальню. Нашу с Павлом спальню, где еще лежали его вещи, где еще висели наши общие фотографии. Все это теперь казалось декорациями к спектаклю.

Я села на кровать и попыталась понять, что происходило последние недели. Болезнь Павла, его смерть, подготовка к похоронам, все это было настоящим, или игрой. Павел заболел месяц назад.

Сначала жаловался на усталость. Потом на боли в груди. Я заставила его пойти к врачу.

Врач сказал, что это стресс, прописал таблетки и покой. Но Павлу становилось все хуже. Потом был вызов скорой, больница, реанимация.

Врачи говорили о сердечной недостаточности, о том, что все очень серьезно. Я проводила в больнице дни и ночи. Павел лежал под капельницами, бледный, слабый.

Мы почти не разговаривали, он все время спал или делал вид, что спит. А три дня назад мне позвонили из больницы и сказали, что Павел умер, ночью, во сне. Сердце не выдержало.

Я помню, как рухнуло на пол, когда услышала эту новость. Помню, как кричала, как не могла поверить. Помню, как ехала в больницу и видела его тело под белой простыней.

Но теперь я понимала, что это тоже могло быть спектаклем. Подкупленные врачи, поддельные документы, чужое тело в морге. Все возможно, если есть деньги и связи.

А у Павла были и деньги, и связи. Он работал в строительной компании, занимался крупными контрактами. У него были друзья в администрации, в больнице, в милиции.

Если он захотел исчезнуть, он мог это устроить. Но зачем? Я встала и подошла к окну. На улице была обычная жизнь, люди шли по своим делам, дети играли во дворе, собаки бегали между деревьями.

Никто не знал, что мой мир только что развалился на куски. Телефон зазвонил снова. На экране высветилась имя Ирины.

Я долго смотрела на экран, не решаясь ответить. Что она скажет? Будет притворяться, что горюет? Будет спрашивать, почему я не пришла на похороны? Я ответила. Голос Ирины звучал взволнованно, почти истерично.

Она говорила, что искала меня везде, что все волнуются, что похороны прошли без меня, и все думают, что со мной что-то случилось. Она говорила, что сейчас едет ко мне, что нужно поговорить. Я слушала ее голос, и пыталась понять, знает ли она, что я видела их вместе? Или думает, что ее тайна в безопасности? Ирина приехала через полчаса.

Я открыла дверь, и увидела ее красные глаза, растрепанные волосы, черное платье. Она выглядела как человек, который только что похоронил близкого. Она обняла меня, и заплакала.

Говорила, что понимает мое горе, что сама еле держится, что Павел был для нее как старший брат. Говорила, что мы должны поддерживать друг друга в это трудное время. Я стояла в ее объятиях и чувствовала, как во мне растет ярость.

Как она может так играть? Как может смотреть мне в глаза и лгать? Но я ничего не сказала. Просто слушала ее слова и кивала. Потому что не знала, что делать с тем, что узнала.

Не знала, как использовать эту информацию. Ирина осталась на весь вечер. Мы сидели на кухне, пили чай, она рассказывала о похоронах…