Надя пригрела БЕГЛОГО вдовца с младенцем на руках. А утром, открывши к нему дверь, ОБОМЛЕЛА от увиденного
Местные мужчины, поначалу державшиеся настороженно, оценили его трудолюбие и готовность учиться. А Миша словно расцвел среди этой простой деревенской жизни. Надежда помогала с малышом, ее умелые руки, привыкшие к четверым своим детям, знали, как успокоить младенческую колику или унять внезапный жар.
Ее дети тоже привязались к маленькому гостю, особенно трехлетняя Василиса, которая подолгу могла сидеть рядом с люлькой, размахивая самодельной погремушкой. Вечерами, когда ребятишки засыпали, Надежда иногда рассказывала о своей прошлой жизни, о том, как после института работала фельдшером в селе неподалеку, как впервые пришла в общину староверов лечить больного, как поразила ее чистота и искренность их веры, простота и глубина отношений между людьми, как полюбила Степана, молчаливого, работящего, надежного, как нелегко было привыкать к новым условиям, отказываться от привычных удобств, учиться всему заново, от растопки печки до молитв по старым книгам. А теперь и представить себе другой жизни не могу, говорила она, глядя в окно, за которым догорал бесконечный северный закат.
Тревога пришла с первыми заморозками. Федор, возвращаясь с дальних покосов, принес недобрую весть. На Большой Поляне, у Старого тракта, люди чужие стоят лагерем.
Машины черные, много вооруженных людей. Говорят промеж собой, что в какую-то деревню собираются. «Не к добру это», качал головой Мирон Егорыч, выслушав его рассказ.
Староверы знали, до их поселения можно добраться только пешком или верхом, извилистые лесные тропы, а враги до буреломы надежно защищали от незваных гостей на технике. В то утро Алексей колол дрова за Домом Надежды. Миша, уже научившийся сидеть, устроился на старом одеяле в тени яблони, увлечённо играя с Василисой.
Внезапно со стороны дозорной вышки донёсся тревожный звон Билла, условный знак опасности. Следом прибежал младший сын Глеба. Идут.
Много людей идут по западной тропе. Надежда выбежала на крыльцо, в дом, быстро. Она подхватила Мишу на руки, остальные дети бросились следом.
Алексей замер с поднятым колуном, слушаясь в возникающие то тут, то там обеспокоенные возгласы. Процессию возглавлял лично адмирал Васильев, такой же прямой и подтянутый, как на суде. За ним выстроились 20 человек, крепкие мужчины с холодными глазами.
Алексей, голос тестя разнёсся над притихшей деревней. Выходи. И ребёнка выведи.
По-хорошему предлагаю дело решить. Алексей шагнул вперёд, но Надежда схватила его за руку. Стой.
Со всех сторон к центру деревни уже спешили мужчины. Они двигались решительно, основательно. У каждого за плечом поблёскивало охотничье ружьё.
Что за маскарад? Усмехнулся адмирал, оглядывая собравшихся староверов в их традиционных одеждах. Послушайте, люди добрые. Мы за внуком моим приехали.
Этот человек, он указал на Алексея, незаконно удерживает ребёнка. Суд решил иначе, спокойно ответил Алексей, подходя к месту встречи. Суд, адмирал скривился.
А что суд? Бумажки они что угодно стерпят. Но я своего добьюсь. Братцы, обратился Алексей к собравшимся мужикам с деревни.
Расходитесь по домам, я сам с тестем разберусь. Но старейшина положил руку ему на плечо. Из чего удумал, сам он разберётся.
Нет уж, мы тебя приняли, нам тебя и защищать. Запомни, мы своих в обиду не даём. Мирон Егорыч выступил вперёд и взглянул на тестя, уходи человек.
Нет тебе здесь дороги. Ты что же старик, угрожать мне решил? В голосе адмирала зазвенела сталь. Да я одним звонком сюда такую комиссию пришлю, камня на камне не оставят от вашего, заповедника.
Он в нашей деревне поучать нас вздумал. Сказал кто-то из мужиков и послышался одобрительный гул остальных. Последовал характерный звук взводимых курков.
Бандиты, явно не ожидавшие сопротивления, потянулись к оружию, но адмирал остановил их властным жестом. Последний раз предлагаю по-хорошему, процедил он сквозь зубы. Отдайте ребёнка и разойдёмся с миром.
В этот момент на крыльцо вышла Надежда с Мишей на руках. За её спиной столпились все четверо её детей. Вот он, ребёнок, звонко сказала она.
Смотри, гость незваный. Видишь, как доверчиво к груди жмётся, как спокойно спит по ночам, как улыбается отцу, а ты хочешь силой отнять его у родной крови. Где ж тут правда Божья? Не тебе, деревенщина, меня учить, рявкнул адмирал.
Ей не учить тебя, раздался густой бас Глеба. А нам защитить сирот, первый христианский долг. Староверы обступили крыльцо плотным кольцом…
