** На моем 30 дне рождения свекровь подняла тост со словами: «За нашу глупышку…

Валентина Сергеевна побледнела, она явно не ожидала такого поворота событий. Что касается нищеты, отец слегка улыбнулся, то все относительно. Конечно, у нас с женой никогда не было таких денег, как у семьи Измайловых, мы простые рабочие люди, я инженер, моя жена учительница, мы не ездим на дорогих машинах, не отдыхаем на элитных курортах, но мы никогда не были нищими.

Он сделал паузу, обводя взглядом зал. Мы дали нашей дочери самое главное образование и понимание, что человеческое достоинство не измеряется толщиной кошелька, мы научили ее быть честной, трудолюбивой, уважать людей, независимо от их социального положения. И я горжусь тем, какой человек выросла моя Полина.

Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, Кирилл смотрел на меня, с непонятным выражением лица, смесь удивления, и замешательства. И последнее, отец повернулся к Валентине Сергеевне, о деньгах, моя дочь никогда не жила на ваши деньги, Валентина Сергеевна, она жила с вашим сыном, создавала для него дом, поддерживала его во всех начинаниях, это называется семья, а не иждивенчество. Свекровь стояла, словно окаменев, ее лицо выражало такое потрясение, словно ее ударили.

Теперь, отец протянул микрофон ведущему. «Я хотел бы вернуться к празднованию дня рождения моей дочери, Полина, с юбилеем тебя, мы с мамой тебя очень любим». Он повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился, покачнулся и схватился за сердце, на его лице отразилась острая боль.

«Папа», я бросилась к нему, видя, как он бледнеет на глазах. Он пытался что-то сказать, но не мог произнести ни слова, его колени подогнулись, и он стал оседать на пол. «Вызовите скорую!», — крикнула я, поддерживая отца, ему плохо с сердцем.

В зале началась суматоха, кто-то бросился к телефону, кто-то пытался помочь. Мама подбежала к нам, ее лицо исказилось от ужаса. «Николай, держись!», — шептала она, гладя его по лицу.

«Скорая сейчас приедет». Отец лежал на полу, его дыхание было тяжелым, неровным. Я держала его за руку, чувствуя, как она холодеет.

Полина, прошептал он с трудом, «Прости, что испортил твой праздник». «Не говори глупостей, папа», — я сжала его руку, — «ты ничего не испортил, ты самый лучший отец в мире». Кирилл стоял рядом, растерянный и бледный.

«Скорая уже едет», — сказал он. «Держитесь, Николай Степанович». Валентина Сергеевна отошла в сторону, явно не зная, как реагировать на происходящее.

Виктор Андреевич подошел к нам и опустился на колени рядом с отцом. «Я знаю хорошего кардиолога», — сказал он. «Сейчас позвоню ему, пусть встретят скорую в больнице».

Я посмотрела на свекра с удивлением. Этот жест казался настолько нехарактерным для него, что я не знала, как реагировать. Скорая приехала через 10 минут, которые показались мне вечностью.

Медики быстро оценили состояние отца, подключили кардиомонитор, поставили капельницу. Их лица были серьезными, движения быстрыми и точными. «Инфаркт», — сказал один из врачей, — «нужно срочно в больницу».

Отца погрузили на носилки и повезли к выходу. Я шла рядом, держа его за руку. «Я поеду с ним», — сказала я маме, которая шла следом, тихо плача.

Я тоже, она утерла слезы. Когда скорая уехала, увозя моих родителей, я осталась стоять у входа в ресторан. Праздник был безнадежно испорчен, но это было последнее, что меня волновало.

Жизнь отца висела на волоске, и рядом с этим, все остальное казалось мелким и несущественным. Кирилл подошел ко мне. «Полина, мне так жаль», — сказал он, пытаясь обнять меня.

«Я не знал, что у твоего отца, такие серьезные проблемы с сердцем». Я отстранилась, в этот момент, я не могла вынести его прикосновений. «Ты смеялся», — сказала я тихо, — «когда твоя мать оскорбила меня и мою семью, ты смеялся.

Он выглядел смущенным. Я не думал, что ты воспримешь это так серьезно». Мама просто пошутила.

«Пошутила?» Я посмотрела на него с недоверием. Назвать меня глупышкой из нищей семьи, перед всеми гостями, — это шутка. «Полина, ты преувеличиваешь, мама иногда бывает резкой, но она не хотела тебя обидеть».

Я покачала головой. «Не лги хотя бы сейчас, Кирилл, твоя мать ненавидит меня с первого дня нашего знакомства, и ты это знаешь». Он хотел что-то возразить, но в этот момент к нам подошел Виктор Андреевич.

«Полина», — сказал он, — «я вызвал своего водителя. Он отвезет тебя в больницу, и я договорился с профессором Лебедевым, он будет наблюдать твоего отца». «Спасибо, Виктор Андреевич, я была удивлена его заботой, но я могу поехать на такси».

Не спорь, он был непреклонен. «Мой водитель уже ждет, Кирилл, проводи жену». Кирилл кивнул и взял меня под руку, мы молча пошли к выходу.

У дверей, я увидела Валентину Сергеевну, она стояла, обхватив себя руками, с потерянным выражением лица. «Полина», — начала она, — «когда мы проходили мимо, я не хотела. Не сейчас, я прервала ее, мне нужно к отцу».

В машине свекра, я сидела, глядя в окно, и думая о том, как быстро может измениться жизнь. Еще час назад, я была юбиляршей на пышном празднике, а сейчас ехала в больницу, не зная, выживет ли мой отец. Кирилл сидел рядом, не говоря ни слова.

Возможно, он понимал, что любые слова сейчас будут лишними, или просто не знал, что сказать. В больнице, нас встретил профессор Лебедев, пожилой врач, с внимательным взглядом, и седой бородкой. «Вы родственники Николая Степановича?», — спросил он.

«Я его дочь», — ответила я. «Ваш отец в реанимации, у него обширный инфаркт, сейчас его состояние стабилизировали, но положение серьезное. Ему потребуется операция». «Операция?» Я почувствовала, как земля уходит из-под ног.

Да, шунтирование. Но сначала нужно дождаться, пока он стабилизируется полностью. Сейчас главное поддерживать сердечную деятельность.

Можно его увидеть. Только через стекло, в реанимацию посетителей не пускают. Мы прошли по коридору к отделению реанимации.

Через стеклянное окно, я увидела отца, он лежал на кровати, опутанной проводами и трубками. Рядом сидела мама, держа его за руку. Она выглядела постаревшей на 10 лет.

«Мама», — я постучала в стекло. Она подняла голову, увидела меня, и вышла в коридор. «Как он?», — спросила я, обнимая ее.

Пока без изменений, она выглядела измученной. Врачи говорят, следующие 24 часа будут решающими. Мы сели на скамейку в коридоре…