— Мы подобрали тебя из детдома, чтобы ты служила нам, а не чтобы ты рот раскрывала. Заорала свекровь Еве..

И его справедливость. Но почему никто не узнал? Почему после его смерти в силу вступило другое завещание? Потому что мы его спрятали, сказал Николай. Оригинал остался у нотариуса, с условием хранения до особого распоряжения.

Нотариус этот был уже очень старый, он умер через год после Сергея. А его архив Татьяна позаботилась, чтобы он попал в нужные руки и был правильно обработан. Она всегда всего боялась, все проверяла.

Она уничтожила оригинал. Она была уверена, что уничтожила все. Ольга почувствовала как надежда.

Только что вспыхнувшая, снова гаснет. Значит все потеряно. Документа нет.

Николай посмотрел на нее долгим, тяжелым взглядом. Оригинала нет. Он медленно встал, подошел к старому серванту, порылся в его недрах и вернулся.

Он положил на стол пожелтевший, сложенный в четверо лист бумаги. Но я был официальным свидетелем при подписании. И по закону я имел право на копию.

Сергей настоял, чтобы я ее взял. Сказал, береги ее, Николай. Если со мной что-то случится, когда-нибудь она станет оружием в руках моей дочери.

Он развернул лист. Это была нотариально заверенная копия. С подписью Сергея Иванова.

С подписью нотариуса. С подписью свидетеля, Николая Сидорова. И с синей печатью.

Я хранил ее все эти годы, сказал Николай, и его голос дрогнул. Я боялся. Боялся сестры, боялся ее мести.

Я убеждал себя, что так будет спокойнее. Что не нужно ворошить прошлое. Я мучился, Ольга.

Каждую ночь я видел глаза Сергея. Он просил меня, а я молчал. Я проявил трусость.

Но теперь я больше не могу молчать. Ольга вышла из квартиры Николая, крепко прижимая к груди сумку. Внутри, в отдельном кармане, лежали два сокровища, пачка писем и сложенная в четверо копия завещания.

Воздух на улице казался другим. Более легким. Более свежим.

Она впервые за долгое время дышала полной грудью. Это был уже не просто бунт униженной женщины. Это была битва за наследство.

За ее законное наследство. У нее были не просто эмоции и подозрения. У нее были документы.

И у нее был свидетель. Живой свидетель. Готовый говорить.

Родной брат ее главного врага. Она немедленно встретилась с Соколовым. Когда она выложила перед ним на стол письма и копию завещания, он потерял дар речи.

Он долго изучал документы, всматриваясь в каждую букву, каждую подпись. Если это подлинник, а твой новый дядя готов подтвердить все в суде. Он покачал головой, его глаза блестели.

«Ольга, ты понимаешь, что это? Это не просто скандал. Это землетрясение. Ты не просто вернешь себе доброе имя.

Ты заберешь у них все. Но для такой битвы нужен был не просто журналист. Нужен был гладиатор.

Юридический гладиатор. У меня есть такой человек, сказал Соколов. Его зовут Владимир Александрович Иванов.

Лучший адвокат по наследственным делам в этой области. Дорогой, как чугунный мост, но он того стоит. Он обожает такие дела.

Дела, где пахнет большими деньгами и большой несправедливостью. Я позвоню ему. Скажу, что у нас дело его жизни.

Встреча с Ивановым состоялась на следующий день в его офисе. Офис был под стать его репутации, в самом центре Киева, с панорамными окнами, дорогой мебелью и гнетущей атмосферой силы и уверенности. Сам Иванов был мужчиной лет 50, с жестким, пронзительным взглядом и повадками хищника.

Он не тратил время на любезности. Ольга, Соколов и Николай, которого Ольга уговорила поехать с ней, сидели напротив него. Иванов молча, с непроницаемым лицом, изучил все документы, которые Ольга выложила на его стол, копию завещания, письма, даже старые чертежи дачи.

Затем он почти час допрашивал Николая. Он задавал короткие, точные вопросы, сверяя его ответы с датами в письмах и документах. Николай держался стойко.

Казалось, принятое решение освободило его от многолетнего страха. Он говорил спокойно и уверенно.

Когда допрос закончился, Иванов откинулся в кресле.

«Итак», — сказал он, — и это было первое слово, которое он произнес за последний час. «Картина ясна. У нас есть нотариально заверенная копия завещания.

У нас есть живой свидетель, чья подпись стоит на этом документе. У нас есть письма, которые подтверждают намерения завещателя и объясняют мотивы его действий. И у нас есть ответчик, Татьяна Петровна Иванова, которая очевидно скрыла факт существования второго завещания и вступила в наследство по предыдущему, недействительному документу.

Он сделал паузу, посмотрев на Ольгу. «Это дело можно выиграть. Это будет громко, грязно и долго.

Они будут драться, как дикие звери. Они будут пытаться уничтожить вас, Николая Петровича, всех нас. Вы к этому готовы?» «Я готова», — твердо сказала Ольга.

Николай молча кивнул. «Хорошо», — сказал Иванов. На его губах промелькнула тень улыбки.

«Тогда начинаем войну». Первый ход Иванова был рассчитан на максимальный публичный эффект. Он не стал посылать документы по почте.

Он выбрал момент. Через неделю в самом дорогом ресторане Киева проходил ежегодный благотворительный обед, который патронировала Татьяна. Это было главное светское событие года.

Вся элита города собиралась там, чтобы продемонстрировать свою щедрость и наряды. Татьяна была в своей стихии, она была королевой этого бала. В самый разгар мероприятия, когда мэр города произносил хвалебную речь в честь Татьяны и ее благотворительной деятельности, в зал вошли двое.

Помощник Иванова в строгом костюме и судебный пристав в форме. Они молча прошли через весь зал, прямо к главному столу, где восседала Татьяна. Под вспышки фотокамер светских хроникеров и в полной тишине ошарашенного зала помощник адвоката вручил Татьяне толстый пакет с документами.

«Татьяна Петровна Иванова», произнес он громко и отчетливо. «Примите официальное исковое заявление об оспаривании права на наследство покойного Сергея Максимовича Иванова». В зале повисла мертвая тишина.

Было слышно, как у кого-то из рук выпала вилка. Лицо Татьяны застыло, превратившись в белоснежную маску. Она смотрела на пакет с документами так, будто это была живая змея.

Дмитрий, сидевший рядом, побледнел и вжался в кресло. Новость взорвала Киев. Это было куда громче, чем скандал с Петровым.

Наследство Ивановых. Оспаривает невестка, та самая, которую Татьяна выставила сумасшедшей и выгнала из дома. Газеты и новостные порталы стояли на ушах.

Соколов, как главный информационный спонсор, подливал масло в огонь, публикуя анонимные утечки о таинственном втором завещании и свидетеле из числа ближайших родственников. Киев гудел, как растревоженный улей. Все ждали, чем ответит Татьяна.

Ответ последовал через три дня. И он был сокрушительным. Иванов позвонил Ольге сам.

Его голос был серьезным, без тени былой уверенности. Они нанесли ответный удар, сказал он. Их адвокаты только что прислали нам официальный ответ на иск.

И что там? Спросила Ольга, ее сердце замерло. Они не оспаривают подлинность подписей на копии завещания. Они бьют по самому главному.

По дееспособности завещателя. Что это значит? Это значит, в голосе Иванова послышался металл, что они представили медицинское заключение. Официальное.

С подписью и печатью. В котором говорится, что в последний год своей жизни Сергей Максимович Иванов страдал от быстро прогрессирующей деменции и старческого слабоумия. Ольга молчала.

Не в силах произнести ни слова. Это ложь, наконец выдавила она. Он был болен физически, но его разум был ясным.

«Я знаю», — сказал Иванов. «Но у них есть бумага. Подписанная и датированная.

Согласно этому документу любое завещание, составленное в этот период, является ничтожным, так как человек не отдавал отчета в своих действиях. Они утверждают, что ты или твоя мать или еще кто-то воспользовались его состоянием, чтобы обманом заставить его подписать эту бумагу. И у них есть доказательства.

Официальный медицинский аффидевит. И мы ничего не сможем с этим поделать. В суде бумага всегда побеждает слова.

Слова Иванова прозвучали как приговор. Медицинский аффидевит. Деменция.

Не отдавал отчета в своих действиях. Татьяна нанесла удар под дых, выбив весь воздух из легких. Она не просто защищалась, она снова переписывала историю, превращая последнюю волю отца Ольги в бред сумасшедшего старика, а саму Ольгу в мошенницу, которая воспользовалась его болезнью.

Это был гениальный и чудовищный ход. Он обесценивал все, и завещание, и письма. Любовные письма теперь можно было трактовать как доказательство того, что отец Ольги потерял связь с реальностью.

Николай из ключевого свидетеля превращался в соучастника аферы. На следующий день они собрались в офисе Иванова, Ольга, бледный как полотно Николай, и хмурый Соколов. Атмосфера была гнетущей.

Победа, которая казалась такой близкой, теперь уплывала сквозь пальцы. Они все продумали, сказал Иванов, расхаживая по кабинету. Они готовились к этому.

Возможно, Татьяна получила эту справку сразу после смерти мужа. На всякий случай. Она всегда страхуется.

Он положил на стол копию медицинского заключения. Подпись настоящая. Врач – Сергей Петрович Кузнецов, невролог, уважаемый специалист.

Главврач частной клиники «Здоровье плюс». Его репутации верят. Если он даст в суде показания, что лично наблюдал у Сергея Максимовича признаки деменции, нам конец.

Мы не сможем это опровергнуть. Но это ложь. Воскликнул Николай…