— Мы подобрали тебя из детдома, чтобы ты служила нам, а не чтобы ты рот раскрывала. Заорала свекровь Еве..

Сороковой день рождения Дмитрия, ее мужа. Дом гудел, как растревоженный улей.
Важные люди, влиятельные друзья, их ухоженные жены в дорогих платьях. Воздух был густым от запаха денег, дорогого парфюма и тщеславия. Ольга двигалась сквозь это гудение тенью.
Ее работа была проста, следить. Чтобы бокалы не пустовали, чтобы пепельницы были чистыми, чтобы закуски появлялись на столах прежде, чем кто-то успеет о них подумать. Она не была гостем.
Она была частью интерьера, полезной и незаметной. Пятнадцать лет в этом доме научили ее главному, быть невидимой. Чем меньше ее замечали, тем спокойнее проходил день.
На ней было простое черное платье, строгое, без единого украшения. Единственное, что в ней было ярким, это волосы. Длинные, густые, каштановые.
До самой поясницы. Единственное, что было по-настоящему ее. Иногда поздно ночью, расчесывая их перед сном, она чувствовала, что это единственная нить, связывающая ее с какой-то другой, настоящей жизнью, которой у нее никогда не было.
Вечер катился по накатанной. Дмитрий, ее муж, сиял в центре внимания. Он был красив, той ленивой, ухоженной красотой мужчины, которому никогда не приходилось бороться за место под солнцем.
Он смеялся, принимал подарки, похлопывал по плечам друзей. Время от времени его взгляд натыкался на Ольгу, но это был взгляд хозяина на прислугу, мимолетный, оценивающий, все ли в порядке. Матриарх вечера, Татьяна Петровна, ее свекровь, восседала в кресле, как королева на троне.
Каждое ее слово было законом, каждый жест, приказом. Она держала всю эту шумную компанию в своих цепких, ухоженных руках. И она не сводила с Ольги глаз.
Каждый шаг, каждое движение Ольги проходило под ее пристальным, холодным контролем. Ольга чувствовала этот взгляд спиной, затылком. Он сверлил ее, искал ошибку, ждал промаха.
И промах случился. Горячие закуски. Ольга несла большой серебряный поднос с миниатюрными жульенами.
Она двигалась осторожно, лавируя между гостями. В какой-то момент, один из приятелей Дмитрия, подвыпивший и громкий, резко шагнул назад, рассказывая анекдот. Ольга успела увернуться, но поднос качнулся, и одна крошечная капля соуса упала на белоснежный манжет его рубашки.
Мужчина этого даже не заметил. Он продолжал хохотать, размахивая руками. Но Татьяна заметила.
Ее глаза сузились. Веселье на ее лице мгновенно сменилось ледяной яростью. Она подождала, пока Ольга поставит поднос на стол, и когда та проходила мимо ее кресла, Татьяна произнесла тихо, но так, чтобы слышали все за столом, «Подойди сюда».
В комнате стало тише. Смех оборвался на полуслове. Все взгляды обратились на них.
Ольга подошла, опустив голову. Сердце заколотилось где-то в горле. Она знала, что сейчас будет.
Ты видела, что она делала? Голос Татьяны резал, как стекло. «Простите, Татьяна Петровна. Это случайность.
Я сейчас же все…» Молчать, оборвала она. Ты всегда была неловкой. Неуклюжей.
Я столько лет пыталась сделать из тебя что-то приличное, вкладывала силы, деньги. Но грязь, из которой тебя взяли, ничем не вытравить. Она всегда проступает наружу».
Лица гостей превратились в маски. Кто-то смотрел с откровенным любопытством. Кто-то – с брезгливой усмешкой.
Дмитрий отвел глаза, делая вид, что поправляет часы на запястье. Он не собирался вмешиваться. Никогда не вмешивался.
«Я 15 лет терплю тебя в своем доме», – продолжала Татьяна, повышая голос. «Кормлю, одеваю. Дала тебе фамилию, дала сына в мужья.
А ты даже простую работу не можешь сделать как следует. Ты думаешь, для чего мы тебя взяли? Для чего забрали из этого вонючего детдома?» Ольга молчала. Она смотрела в пол.
На узоры дорогого персидского ковра. Она видела эти узоры каждый день. Она чистила этот ковер сотни раз.
Сейчас ей хотелось провалиться сквозь него, исчезнуть. И тут Татьяна вскочила. Ее лицо исказилось от злобы.
Она ткнула пальцем прямо в лицо Ольге. «Мы подобрали тебя из детдома, чтобы ты служила нам, а не чтобы ты рот раскрывала». Эта фраза прозвучала как выстрел.
Гробовая тишина взорвалась смехом. Сначала хихикнул кто-то из друзей Дмитрия. Потом еще один.
Через секунду хохотала уже вся комната. Они смеялись громко, беззастенчиво, наслаждаясь унижением. Дмитрий, подстегнутый смехом друзей и повелительным взглядом матери, тоже ухмыльнулся.
Ему нужно было показать, что он хозяин положения, что он такой же, как они, сильный и безжалостный. «Мама права», — сказал он громко, чтобы все слышали. Слишком много воли себе позволяешь.
И это твоя грива». Он презрительно дернул прядь ее волос. «Вечно лезет везде.
Надо бы укоротить». Татьяна кивнула, ее глаза горели злым торжеством. «Так укороти, сынок.
Покажи ей ее место». Это было похоже на дурной сон. Дмитрий огляделся, его взгляд упал на письменный стол в углу комнаты.
Там, среди подарочных упаковок и лент, лежали большие канцелярские ножницы. Он подошел, взял их. Лезвия хищно блеснули в свете люстры.
Гости замерли в предвкушении шоу. Смех стих, сменившись возбужденным шепотом. Ольга смотрела на мужа, на эти ножницы в его руке, и не могла поверить.
Этого не может быть. Он не сделает этого. Он сделал.
Он подошел к ней сзади, грубо схватил ее волосы у основания, собрав их в один толстый жгут. Ольга дернулась, но его хватка была железной. Она почувствовала холодный металл у своего затылка.
Щелк. Первая прядь, толстая и тяжелая, упала на пол. Потом еще.
И еще. Он резал грубо, неровно, кромсая волосы, которые она отращивала всю жизнь. Он рвал их ножницами.
В комнате снова раздался смех, теперь уже похожий на гогот гиен. Кто-то даже достал телефон и начал снимать. Ольга видела это боковым зрением.
Она видела лицо депутата Петрова, лучшего друга Дмитрия, на заднем плане. На его лице была широкая, довольная ухмылка. Она не плакала.
Не кричала. Она просто стояла, пока он не закончил. Когда последняя прядь упала к ее ногам, он оттолкнул ее.
Она пошатнулась, но устояла. Ошметки ее волос валялись на дорогом ковре, как мертвое животное. Голову вдруг стало непривычно легко.
И холодно. Смех постепенно затихал. Шоу закончилось.
Гости, отсмеявшись, снова потянулись к бокалам, возбужденно перешептываясь. Татьяна смотрела на Ольгу с победоносной улыбкой. Дмитрий бросил ножницы на стол и самодовольно ухмыльнулся, принимая одобрительные похлопывания по плечу.
В наступившей тишине Ольга сделала шаг. Потом еще один. Она подошла к небольшому столику у стены, где сама же, в начале вечера, поставила свой телефон, прислонив его к вазе с цветами.
Она поставила его якобы для того, чтобы играла фоновая музыка, но на самом деле она чувствовала, что сегодня что-то произойдет. Она всегда чувствовала. Она спокойно, без единого лишнего движения, взяла телефон в руку.
Экран светился. Шла видеозапись. Красный кружок в углу экрана мигал уже 27 минут.
Она нажала на кнопку «Стоп». Затем она подняла глаза. Она посмотрела не на Дмитрия.
Она посмотрела прямо на Татьяну. И ее голос, спокойный и ровный, прозвучал в оглушительной тишине, абсолютно отчетливо. «Спасибо за шоу.
Это видео очень поможет мне в суде». Она сделала паузу, обводя взглядом застывшие лица гостей. Ее глаза остановились на человеке, стоявшем за спиной Дмитрия.
Особенно лицо вашего друга-депутата на заднем плане. В эту секунду воздух в комнате словно замерз. Улыбки, как по команде, исчезли с лиц.
Ухмылка Дмитрия сползла, сменившись растерянностью, а затем – паникой. Глаза Татьяны расширились от неверия. А потом в них вспыхнула чистая, животная ярость.
Депутат Петров, который секунду назад самодовольно улыбался, побледнел как полотно. «Что ты сказала?» Прошипела Татьяна. «Отдай телефон».
Взревел Дмитрий и бросился к ней. Но Ольга отступила на шаг, крепко жимая аппарат в руке. Татьяна тоже ринулась вперед, пытаясь вырвать телефон.
Началась безобразная, унизительная борьба. Гости шарахнулись в стороны, опрокидывая бокалы. Вечеринка превратилась в хаос.
«Стереть!» Немедленно стереть! – визжала Татьяна, вцепившись Ольге в руку ногтями. В этот момент Ольга заметила движение в стороне. Депутат Петров не участвовал в свалке.
Он быстро, почти незаметно отошел к окну, отвернувшись от всех. Он достал свой телефон и быстро набрал номер. Он говорил тихо, почти шепотом, прикрывая рот рукой.
Разговор был очень коротким. Пять, может, десять секунд. Закончив, он убрал телефон и повернулся к остальным, с новым, холодным и расчетливым выражением лица.
Борьба за телефон все еще продолжалась. Дмитрий был сильнее, он уже почти выкручивал Ольге руку. Она понимала, что не продержится долго.
И тут в парадную дверь громко и настойчиво позвонили. Все замерли. Звонок прозвучал снова, требовательно и властно.
Кто-то из гостей, стоявший ближе к двери, испуганно открыл ее. На пороге стояли двое полицейских. На мгновение в комнате повисла тишина.
Татьяна отпустила руку Ольги, на ее лице промелькнуло облегчение, сменившееся торжеством. Она, видимо, решила, что это Петров вызвал полицию, чтобы утихомирить Ольгу. Но полицейские не смотрели на Татьяну.
Они не смотрели на Дмитрия. Их взгляды были устремлены прямо на Ольгу. Один из них, старший по званию, сделал шаг вперед.
«Ольга Андреевна Сидорова?» Ольга молча кивнула. Сердце ухнуло куда-то вниз. «Вы задержаны», — произнес он ровным, безразличным голосом.
«Пройдемте с нами». «Задержаны?» Выдохнула Ольга. «На каком основании?» Полицейский посмотрел в свой планшет, а затем снова на нее.
Поступило заявление о попытке шантажа и вымогательства. От гражданина Петрова Максима Викторовича. Он кивнул в сторону депутата.
Тот стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на Ольгу с ледяным спокойствием. Ловушка захлопнулась. Это случилось не через три минуты.
Это случилось ровно через полторы. Полиция приехала не спасать ее. Она приехала за ней.
Мир за пределами гостиной Ивановых был оглушительно тихим. В полицейской машине пахло табачным дымом и дешевым освежителем воздуха елочка. Ольга сидела на заднем сиденье, вжавшись в жесткий, холодный кожзаменитель.
Один полицейский сел за руль, другой — рядом с ней. Он не смотрел на нее, просто сидел, уставившись в окно, как будто вез не человека, а какой-то неодушевленный предмет. Она все еще жимала в руки телефон.
Он был теплым, почти живым. Единственное, что у нее осталось, единственное доказательство, ее единственный щит. В свете проезжающих фонарей она видела на своих пальцах следы от ногтей Татьяны, глубокие красные полумесяцы.
Телефон уберите, безразлично бросил полицейский рядом с ней, не поворачивая головы. Ольга нехотя разжала пальцы и сунула аппарат в карман своего простого черного платья. Она чувствовала себя голой…