Мужчина в отчаянии привез 90-летнюю знахарку из глухой деревни к угасающей жене, а едва она коснулась ее живота, то отшатнулась в шоке и произнесла слова, от которых все похолодели…

Всю жизнь она учила его ставить успех превыше всего, быть лучшим, быть первым. Быть не лучшим, быть первым. Но вдруг эти слова одобрения его поражения. «Твой отец сделал то же самое», продолжила Арина, глядя в огонь.

«Когда я была беременна тобой». «Врачи говорили, что ты родишься с пороком сердца, как и он сам. Что шансов почти нет».

Она сделала глоток из бокала с водой, но Иван видел, как дрожит ее рука. Дмитрий тогда разработал революционную технологию синтеза белка. Прорыв, который мог принести миллионы.

Но для завершения исследований требовалось время, которого у нас не было. И тогда. Он поехал к Велеславе, тихо закончил Иван.

Как его мать до него. Да, Арина кивнула. Он отдал патент Зинченко в обмен на деньги для лечения.

Для поездки к этой… женщине. Я была против. Называла его безумцем, говорила, что он губит свою карьеру, наше будущее.

Ее глаза наполнились слезами. Редкое, почти невероятное зрелище для женщины, которая всегда гордилась своей железной выдержкой. Но он сказал то же, что сегодня сказал ты.

«Моя семья важнее». И уехал. А через неделю анализы показали, что с твоим сердцем все в порядке.

«Чудо», — сказали врачи. Необъяснимое чудо. Она поднялась и подошла к Ивану, положив руку на его плечо, редкий жест нежности с ее стороны.

Я не верила в эти сказки. Считала, что вмешательство Велеславы — совпадение. Что Дмитрий зря пожертвовал своим изобретением.

И всю жизнь заставляла тебя добиваться того, что, как мне казалось, он упустил из-за сентиментальности. Она покачала головой, словно удивляясь собственной слепоте. Но теперь я вижу.

Теперь я понимаю, почему он так поступил. Арина открыла медальон, который все это время сжимала в руке. Внутри лежала свернутая миниатюрная фотография младенца, самого Ивана.

«Я хочу увидеть Любовь», — произнесла она решительно. «Я должна извиниться перед ней». Иван молча повел мать наверх, в комнату, где Любовь полулежала в постели, окруженная подушками.

Она выглядела уже не такой бледной, как прежде. В ее волосах, все еще тонких, но начавших обретать прежний блеск, были вплетены какие-то травы, работа Велеславы. А на ее лице играла слабая, но несомненная улыбка.

Арина замерла на пороге, не решаясь войти. «Я была несправедлива», — произнесла она тихо. «Вижу теперь, как она борется за вашего ребенка.

За продолжение нашего рода». Она достала из сумочки маленькую шкатулку из потемневшего серебра. «Это принадлежало твоей бабушке, Анастасии», — она протянула шкатулку Ивану.

Она просила передать это жене твоей, когда придет время. «Я не понимала, что это значит, и держала у себя все эти годы». Иван открыл шкатулку.

Внутри лежал странный браслет из серебряных пластин, соединенных тонкими цепочками. На каждой пластине были выгравированы загадочные символы, не буквы, не рисунки, а что-то среднее, словно язык, который невозможно прочесть, но можно почувствовать. «Этот браслет носили все беременные женщины в нашем роду», — пояснила Арина.

Анастасия рассказывала, что он пришел из тех мест, откуда родом Велеслава. Что он помогает установить связь между матерью и дитя. «Я не верила».

Но теперь. Она не закончила фразу, но в ее глазах Иван увидел то, чего никогда раньше не замечал — готовность поверить в необъяснимое. Вечером, когда Арина уехала, а Велеслава удалилась для приготовления очередных снадобий, Иван сидел у постели Любови, бережно застегивая на ее запястье древний браслет.

Серебряные пластины казались теплыми, живыми, а символы на них словно светились изнутри. «Это от твоей бабушки», — тихо говорил он, поглаживая руку жены. «Она тоже боролась.

И победила. Как победишь ты». Он говорил и говорил о компании, которую оставил, о планах на будущее, о доме, который они построят за городом, подальше от суеты, о том, как будут растить сына.

«Я чувствую его». Голос был таким тихим, что Иван решил, будто ему послышалось. Но Любовь смотрела на него широко открытыми глазами, в которых плескалось осознание происходящего.

«Я чувствую его», — повторила она, и ее рука медленно, с видимым усилием, поднялась к животу. Все время чувствовала. Иван замер, боясь спугнуть это хрупкое чудо возвращения.

Любовь, только и смог произнести он, обнимая ее осторожно, как самую драгоценную хрустальную вазу. «Ты вернулась». «Я и не уходила», — прошептала она, слабо улыбаясь.

«Просто была. Там, где растет наш малыш. Между мирами»…