Мужчина в отчаянии привез 90-летнюю знахарку из глухой деревни к угасающей жене, а едва она коснулась ее живота, то отшатнулась в шоке и произнесла слова, от которых все похолодели…
Номер Виктора. Он хотел сбросить вызов, но что-то заставило его ответить. «Где тебя черти носят, Кравченко?» Голос Виктора звучал натянуто.
«Совет директоров собирается голосовать за временное отстранение тебя от управления. Смирнов требует объяснений по поводу последних расходов». «Ты нужен здесь, сейчас же».
Иван посмотрел на Велеславу, готовящую что-то среди цветущих растений. На мешочек с травами в своей руке. На полоску света, ведущую к комнате Любови.
«Я буду», — ответил он коротко и отключился. Война началась, на два фронта. Стеклянные стены конференц-зала Гелиоса превратились в клетку, освящающий стол из дорогого дерева, в поле боя.
Иван чувствовал, как воздух вокруг него сгущается, наполняясь невысказанными обвинениями и плохо скрываемыми амбициями. Члены Совета директоров, еще недавно улыбавшиеся ему с заискивающей преданностью, теперь смотрели настороженно, будто на опасного незнакомца. Виктор стоял у интерактивной доски, безупречный в своем костюме цвета графита, с выверенными жестами прокурора, убежденного в вине подсудимого.
«Господа, эти цифры говорят сами за себя». Его голос наполнял пространство с точно рассчитанной громкостью. «За последние три месяца мы потеряли два контракта и отложили запуск новой линейки препаратов.
Наши инвесторы встревожены отсутствием руководства». «Отсутствием руководства?» Иван подался вперед. «Я проверяю отчеты каждый день, даже находясь дома».
«Проверяешь, но не действуешь», парировал Виктор. Гелиос, не благотворительный фонд, Иван. «Мы не можем позволить себе роскошь сантиментов».
«К чему ты клонишь, Виктор?» Иван почувствовал, как в груди поднимается волна раздражения. Виктор выдержал театральную паузу, затем достал из портфеля папку и положил перед каждым членом совета по копии документа. «Временное отстранение Ивана Дмитриевича Кравченко от оперативного управления компанией», произнес он без тени смущения.
«До стабилизации его». «Эмоционального состояния». Иван с недоверием посмотрел на документ перед собой.
«Нестабильное психическое состояние?» «Ты в своем уме, Виктор?» «Вот именно об этом я и говорю», Виктор скорбно покачал головой, обращаясь к совету. «Эмоциональные вспышки, нерациональные решения, отказ признать очевидное». «Что очевидное?» Иван поднялся, сминая документ в кулак.
«Что твоя жена умирает», отчеканил Виктор, и эти слова, произнесенные в бесстрастном деловом пространстве, прозвучали как пощечина. «И что ты тратишь ресурсы компании на бессмысленные эксперименты?» В зале повисла тишина. Кто-то из директоров смущенно отвел глаза, кто-то откашлялся.
«Хотите доказательств?» Виктор активировал экран. «Вот запрос на финансирование экспериментальной терапии, 2 миллиона евро. Швейцарский протокол, отклоненный ФДА.
Вот счета на оборудование для домашней клиники, 3,5 миллиона. А вот самое интересное. На экране появилась фотография Велеславы, выходящей из машины Ивана у ворот особняка.
Народная целительница из глухой деревни. Виктор произнес это слово с таким презрением, словно говорил о чем-то непристойном. «Которой ты выписал чек на?» Он сделал паузу.
50 тысяч евро из средств исследовательского фонда Гелиоса. По конференц-залу пробежал шепоток. Иван почувствовал, как кровь отхлынула от лица.
Деньги для Велеславы он действительно взял из фонда, не желая тратить время на перевод личных средств. Он собирался возместить их сегодня же. «Я!» – начал он, но Виктор не дал ему закончить.
Шарлатаны вместо медицины. Он покачал головой. «Это уже за гранью, Иван.
Мы сочувствуем твоему горю, но компания. Компания – это я». Голос Ивана был тихим, но в нем звенела сталь.
«Я создал Гелиос. Моя команда. Мои патенты.
Мое видение. А вы, Виктор Васильевич, были менеджером среднего звена, когда я пригласил вас. Тем не менее, сейчас ты владеешь лишь 30% акций».
Улыбка Виктора стала ледяной. «И совет директоров. Я не поддержу это предложение», – вдруг произнес голос в конце стола.
Все повернулись к говорившему. Николай Петрович Зинченко, старейший из инвесторов Гелиоса, 80-летний ветеран фармацевтической индустрии, редко посещавший собрания, смотрел на Виктора с выражением плохо скрываемого отвращения. «При всем уважении, Николай Петрович.
Виктор попытался сохранить самообладание. Вы не можете игнорировать факты. Факт в том, что вы, молодой человек, пытаетесь использовать личную трагедию Кравченко для корпоративного переворота».
Зинченко медленно поднялся, опираясь на трость. «Я знал твоего отца, Иван. Дмитрий тоже ставил семью выше бизнеса.
И именно поэтому я тогда инвестировал в его стартап, а теперь поддерживаю тебя». Он обвел взглядом притихший совет. «Любой, кто голосует за отстранение Ивана, потеряет мою поддержку.
А вместе с ней доступ к дистрибьюторской сети «Фармацевт У». Решайте». Виктор побледнел.
Зинченко контролировал крупнейшую сеть аптек в стране, через которую шла большая часть продаж Гелиоса. «Собрание откладывается», произнес председатель совета, нервно собирая бумаги. «Мы пересмотрим этот вопрос позже.
Когда конференц-зал опустел, Зинченко тяжело опустился в кресло рядом с Иваном. «Спасибо», — выдохнул Иван. «Я не знал, что вы были знакомы с моим отцом».
«Ближе, чем ты думаешь», — старик усмехнулся. «Как она?» «Твоя жена?» «Борется», — Иван потер виски. «Есть».
«Сложности». «И поэтому ты обратился к народным методам». В глазах Зинченко мелькнуло что-то похожее на понимание.
«Это долгая история», — уклончиво ответил Иван. «У жизни всегда долгие истории», — Зинченко поднялся, опираясь на трость. «Береги себя, мальчик.
И не доверяй Ковалю. Глаза у него нехорошие». Осенний сад, окутанный сумерками, казался продолжением сказочного леса вокруг избушки Велеславы.
В комнате Любови пахло травами, медом и воском, запахи, вытеснившие стерильную больничную атмосферу. Велеслава двигалась вокруг кровати плавно, напевая что-то неразборчивое на языке, который казался одновременно чужим и странно знакомым, будто слышанным во сне или в раннем детстве. Иван, вернувшийся из офиса измотанным, наблюдал из дверей, не решаясь войти и нарушить этот странный ритуал.
Велеслава растирала стопы Любови маслом, источавшим пряный аромат, продолжая негромко напевать. Оксана помогала ей, подавая то отвары в глиняных чашках, то свежие травы из корзинки, стоявшей у постели. — Можно? — тихо спросил он.
Велеслава кивнула, не прерывая своего занятия. Иван вошел, сбросил пиджак на стул и приблизился к кровати. Его поразила перемена в лице Любови, кожа, еще недавно пергаментно-бледная, приобрела легкий оттенок персика…
