Миллионер пригласил бывшую невесту на свою свадьбу, чтобы утереть нос и показать чего добился за 6 лет. Но когда она появилась на церемонии — ОЦЕПЕНЕЛ…

Поезд набирал скорость, мерно постукивая на стыках рельсов. За окном проплывали последние киевские пригороды — серые панельные дома, смешанные с яркими новостройками, словно символ той Украины, которую они знали: страны контрастов, страны боли и надежды. «Я не прошу тебя любить меня снова», — продолжил Александр, опускаясь на корточки перед детьми. «Я прошу только одного: позволь мне доказать, что я вам нужен. Что могу быть настоящим отцом. Настоящей опорой». Машенька, не выдержав, бросилась ему на шею с тем абсолютным доверием, на которое способны только маленькие дети. Алеша держался чуть в стороне, осторожный, как всегда, когда дело касалось эмоций. «Ты поедешь с нами во Львов?» — спросил мальчик серьёзно. «К бабушке Гузель?» «Если мама позволит», — Александр повернулся к Людмиле, всё ещё держа Машеньку на руках. «Я поеду куда угодно. Хоть на край света. Только не отталкивайте меня снова».

Людмила смотрела на них. На Машеньку, крепко обнимающую отца за шею. На Алешу, настороженно, но с надеждой наблюдающего за разворачивающейся сценой. На Александра, в глазах которого читалась мольба пополам с решимостью. А что чувствовала она сама? Страх, конечно. Глубинный, въевшийся в кости страх снова довериться и снова быть преданной. Но было и что-то ещё: усталость от постоянной борьбы в одиночку. Тоска по плечу, на которое можно опереться. Робкая, неуверенная надежда, что, может быть, люди действительно меняются. «Ерогерия ачса, кузине ач», — прозвучал в памяти голос старой медсестры. «Не открывай сердце, открывай глаза». И она смотрела. Широко открытыми глазами — на мужчину перед ней. Не на того самоуверенного мальчишку, который выбрал карьеру вместо любви. А на человека, прошедшего через собственную пустыню одиночества и понявшего цену настоящим вещам. Его трясло — не от холода, а от страха потерять их снова. Его руки, державшие дочь, были руками человека, готового сражаться за своё счастье, а не бежать от трудностей.

«Во Львове сейчас хорошо», — произнесла она наконец. «Сирень цветёт. И яблони тоже». Он смотрел на неё, не понимая, что скрывается за этими словами. Принятие? Отказ? Отсрочка неизбежного? «У тебя есть билет до следующей станции?» — спросила она практично. «Или ты собираешься ехать зайцем до Львова?» «Я…» — он замялся. «Я не думал так далеко. Просто увидел уходящий поезд и побежал». Впервые за весь разговор она улыбнулась — слабо, неуверенно, но искренне. «Ты всегда был импульсивным», — покачала она головой. «Хорошо, что хоть паспорт с собой». «Всегда ношу», — он похлопал по карману рубашки. «После того случая на границе с Польшей, помнишь?»

Она помнила. Их первая совместная поездка за границу, когда он забыл документы, и они полдня просидели в транзитной зоне, сочиняя друг другу истории о том, кем они будут через десять лет. Какими наивными они были. Какими мечтательными. И как жестоко жизнь разбила эти мечты, превратив в осколки, которые они собирали все эти годы порознь. «Нужно сказать проводнице, что ты едешь с нами», — решила Людмила, поднимаясь. «И купить тебе билет до Львова. Не думаю, что тебя устроит высадка в Коростене». «Ты…» — он запнулся, не веря своим ушам. «Ты позволишь мне поехать с вами?» «Я не обещаю ничего, кроме этой поездки», — предупредила она. «Никаких клятв в вечной любви. Никаких “жили долго и счастливо”. Просто шанс. Узнать друг друга заново». «Ради них», — она кивнула на детей. Но они оба знали, что это не только ради детей. Это было и ради неё самой. Ради женщины, которая шесть лет несла свою ношу в одиночку и заслуживала хотя бы попытки разделить её с кем-то ещё. Ради девушки, которая когда-то мечтала о яблоневом саде и большой любви, которая выдержит все испытания. «Спасибо», — произнёс он просто.

Поезд мчался на запад, унося их всех в неизвестность, полную страхов и надежд. Впереди лежал Львов с его старыми улочками и площадями, с рекой и яблоневыми садами, с бабушкой Гузель и её мудростью, передаваемой из поколения в поколение. Людмила не знала, что ждёт их там. Сможет ли Александр стать частью их жизни или снова сбежит, когда станет трудно? Научится ли сам просыпаться по ночам к плачущим детям, варить куриный бульон при первых признаках простуды, зашивать порванные на коленках джинсы? Но сегодня, глядя на то, как он рассказывает детям историю о золотой рыбке в реке Полтве, она позволила себе то, чего не делала шесть долгих лет — надеяться. «Кеша бахетти, кулында тугел, ерогенда», — говорила бабушка Гузель. «Счастье человека не в руках, а в сердце». И, может быть, настало время позволить своему сердцу снова открыться. Медленно, осторожно, с оглядкой. Но открыться.

Машенька уснула на руках отца, положив голову ему на плечо. Алеша притих, глядя в окно на проплывающие пейзажи. А Людмила думала о том, что жизнь, как этот поезд, иногда несётся на полной скорости, иногда замедляется на поворотах, иногда останавливается на маленьких станциях, давая передышку. Но главное — не сойти на полпути, не испугаться крутых поворотов. И, может быть, иногда нужно позволить кому-то запрыгнуть в твой вагон на полном ходу, если этот человек готов ехать с тобой до конечной станции, какой бы долгой ни была дорога.