Миллионер пригласил бывшую невесту на свою свадьбу, чтобы утереть нос и показать чего добился за 6 лет. Но когда она появилась на церемонии — ОЦЕПЕНЕЛ…

Повисла пауза, тяжёлая, наполненная невысказанными страхами и надеждами. «Ты знаешь, что он отказался от сделки?» — наконец произнесла Ольга Павловна. «От контракта с арабами. Того самого, ради которого уехал шесть лет назад». Людмила застыла с наполовину сложенной футболкой в руках. «Что?» «Руднев угрожал ему не просто так», — продолжила женщина. «Саша должен был подписать контракт с шейхом Аль Мактумом, соглашение на миллиард долларов. Но для этого ему нужно было вернуться в Лондон. Насовсем. А он отказался. Сказал, что не оставит детей». Футболка выпала из рук Людмилы, но она не заметила. «Почему он мне не сказал?» — прошептала она. «Потому что знал, что ты воспримешь это как манипуляцию», — ответила Ольга Павловна с той беспощадной честностью, на которую способны только матери. «Как попытку давить на жалость. Ты бы подумала, что он хочет выглядеть героем, жертвующим карьерой ради семьи». И она была права. Именно так Людмила и восприняла бы это. Потому что за шесть лет одиночества она научилась не верить красивым словам и широким жестам. «Что с ним теперь будет?» — спросила она тихо. «Без этого контракта?» «Не знаю», — честно ответила Ольга Павловна. «Может, Руднев действительно разрушит его бизнес. Может, он потеряет всё, что строил. Но знаешь, что он сказал мне вчера? “Мама, я уже потерял самое главное однажды. Второй раз я этой ошибки не совершу”».

Людмила закрыла глаза, чувствуя, как по щеке скатывается одинокая слеза. Старая Воронцова знала, куда бить — прямо в сердце, которое она так тщательно защищала все эти годы. «Мне пора», — произнесла она, пытаясь взять себя в руки. «Нам нужно успеть на поезд». «Людочка», — голос Ольги Павловны смягчился, — «я не прошу тебя остаться. Не прошу простить его или снова полюбить. Просто… дай ему шанс быть отцом. Они заслуживают этого — и он, и дети». Когда звонок завершился, Людмила долго стояла посреди комнаты, глядя на разложенные вещи, на билеты, на детские игрушки. Что, если Ольга Павловна права? Что, если страх потерять снова руководит ею сильнее, чем здравый смысл? Что, если, пытаясь защитить детей от возможной боли в будущем, она лишает их настоящего счастья сейчас? Но выбор был сделан. Билеты куплены. Чемоданы почти собраны. Иногда нужно просто идти вперёд, даже если сердце разрывается от сомнений.

Центральный вокзал Киева гудел, словно растревоженный улей. Людское море колыхалось, разделяясь на потоки, сливаясь снова, выбрасывая на перроны тех, кто уезжал, принимая в себя тех, кто прибывал. Людмила крепко держала детей за руки, боясь потерять их в этой круговерти. «Поезд на Львов отправляется с третьего пути», — механический голос из динамиков прорезал шум толпы. «Просьба пассажирам занять свои места». «Мам, а почему папа не пришёл проводить нас?» — спросил Алеша, пока они пробирались к нужному перрону. «Потому что я ему не сказала», — хотела ответить она. «Потому что прощание только усложняет расставание. Потому что я трусиха, которая не смогла бы уехать, глядя ему в глаза». «Он не знал, когда именно мы уезжаем», — солгала она, ненавидя себя за эту ложь. «У него сегодня важная встреча». «А мы ему позвоним, когда приедем?» — не унимался мальчик. «Расскажем про поезд и про бабушку». «Конечно, позвоним», — она заставила себя улыбнуться, помогая детям подняться в вагон.

Их места оказались у окна — два нижних и одно верхнее. Людмила помогла детям устроиться, достала сок и печенье, включила планшет с мультфильмами. Всё, как обычно. Всё, как тысячу раз до этого. Только сейчас они уезжали не в отпуск, а навсегда. От отца, которого только что обрели. От бабушки Оли, которая пекла им пироги каждое воскресенье. От собаки, которая виляла хвостом при одном звуке их голосов. Правильно ли она поступает? Этот вопрос грыз её изнутри, не давая покоя. Что, если побег — это не решение, а только отсрочка неизбежного? Что, если, защищая детей от одной боли, она просто меняет её на другую? «Пассажиров просят попрощаться с провожающими. До отправления поезда осталось пять минут», — снова прозвучал механический голос. Машенька прижалась лицом к стеклу, разглядывая перрон. Её глаза, обычно живые и любопытные, сейчас были потухшими. Притихший Алеша теребил край футболки — жест, который появлялся у него только когда он нервничал. Они чувствовали, что происходит что-то неправильное. Дети всегда чувствуют. Как бы ни старались взрослые скрыть свои страхи и сомнения, дети видят их насквозь своим особым, детским зрением, которое взрослые утрачивают вместе с верой в чудеса.

«Ма, смотри!» — вдруг воскликнула Машенька, оживляясь и тыча пальцем в окно. «Там папа! И Бонни!» Сердце Людмилы пропустило удар. «Этого не может быть!» Она никому не говорила о времени отъезда, кроме… «Ольга Павловна!» Конечно! Кто же ещё? Она с трудом заставила себя посмотреть в окно. Там, расталкивая людей на перроне, бежал Александр. За ним, натянув поводок, мчалась золотистая Бонни. Они пробирались сквозь толпу, явно направляясь к их вагону. «Папа!» — закричал Алеша, вскакивая со своего места и барабаня по стеклу. «Папа, мы здесь!» Проводница бросила на них неодобрительный взгляд, но Людмила едва заметила это. Всё её внимание было приковано к фигуре, приближающейся к их окну.

Александр остановился у их окна, глядя на Людмилу и детей. В его глазах читалась мольба, отчаяние и что-то ещё. То, что она боялась назвать даже мысленно. «Пустите меня!» — его голос едва доносился сквозь закрытое окно. «Люда, пожалуйста!» Машенька уже дёргала ручку двери, но Людмила остановила её. «Нельзя, малыш! Поезд сейчас тронется!» «Но это же папа!» — возмутилась девочка. «Он пришёл за нами!» «Он пришёл проводить», — поправила Людмила, чувствуя, как каждое слово застревает в горле. Александр что-то кричал им, но шум на перроне заглушал его слова. Бонни встала на задние лапы, передними упираясь в стену вагона, словно пыталась дотянуться до детей. «Посмотри на него!» — вдруг произнёс Алеша тихо, но с той недетской серьёзностью, которая всегда заставляла сердце Людмилы сжиматься. «Он не хочет нас отпускать, мам! Он плачет!» И действительно, по щекам Александра текли слёзы. Он стоял на перроне, похожий на потерянного мальчишку, а не на преуспевающего финансиста, и беззвучно повторял одно и то же слово. Слово, которое Людмила могла прочитать по губам, даже не слыша. «Останься!»

Поезд тронулся медленно, почти неохотно, словно сама судьба давала ей последний шанс изменить решение. Александр побежал вдоль платформы, не отрывая взгляда от окна, где сидели они с детьми. Бонни мчалась рядом, золотистым пятном мелькая между людьми. «Папа бежит за нами!» — закричала Машенька, снова прильнув к стеклу. Людмила закрыла глаза, не в силах смотреть. Почему он делает это ещё больнее? Почему нельзя было просто отпустить их, позволить начать новую жизнь без страха снова быть брошенными? Перрон заканчивался. Вот-вот поезд наберёт скорость, и Александр останется позади — сначала фигуркой вдалеке, потом точкой на горизонте, потом… просто воспоминанием в сердцах детей. «Мама, останови поезд!» — требовательно произнёс Алеша, дёргая её за рукав. «Папа хочет что-то сказать!» «Нельзя останавливать поезд, малыш!» — покачала она головой. «Так не бывает!» «Но ты же сама говорила, что для любви нет ничего невозможного!» — воскликнул мальчик. «Ты обманула?» Её собственные слова, которые она шептала детям перед сном. Её рассказы о том, что настоящая любовь сильнее обстоятельств. Её сказки о принцах, которые преодолевают все преграды ради любимых. Её вера, которую она хранила в сердце, даже когда жизнь раз за разом доказывала обратное. «Я…» — она запнулась, не зная, что ответить.

В этот момент в коридоре вагона появился Александр — растрёпанный, задыхающийся, но решительный. Как он успел запрыгнуть в уходящий поезд? Как убедил проводницу пропустить его без билета? Какие слова нашёл, чтобы объяснить безумие своего поступка? «Люда», — он остановился у их купе, хватаясь за дверной косяк, чтобы не упасть от качки начавшего разгон поезда. «Пожалуйста, выслушай меня. Всего минуту». Дети с восторгом смотрели на отца. Для них это была сцена из фильма — настоящее приключение. Но Людмила видела мужчину, который однажды уже разбил её сердце. Мужчину, которому она боялась поверить снова. «Ты сошёл с ума», — произнесла она, поднимаясь. «Как ты вообще…» «Я не могу снова вас потерять», — перебил он, делая шаг к ним. «Не могу. И не хочу».

Поезд качнуло на повороте, и он чуть не упал, но удержался, схватившись за поручень. «Саша», — в голосе Людмилы звучала усталость, — «ты не можешь просто запрыгнуть в поезд и всё… Жизнь так не работает». «Я знаю», — он кивнул. «Знаю, что не заслужил второго шанса. Что причинил тебе боль. Что был трусом и эгоистом. Но я изменился, Люда. Клянусь тебе». «Слова», — покачала она головой. «Просто слова». «Не только», — он достал из кармана смятый лист бумаги. «Вот, смотри. Это отказ от международного контракта с холдингом Аль Мактум. Миллиард долларов, Люда. Контракт всей моей карьеры». Она взяла документ, пробегая глазами по строчкам официального отказа. Имена шейхов, восточные титулы, огромные суммы — всё то, ради чего он когда-то уехал, оставив её одну. «Почему?» — только и смогла спросить она. «Потому что они требовали моего постоянного присутствия в Дубае. Три года минимум», — он смотрел ей прямо в глаза. «А я обещал детям, что больше никуда не уеду»…