Мама буде жити з нами, я продав її квартиру — з радістю повідомив чоловік. Я ЗАВМЕРЛА з виделкою біля рота. Що ти зробив? Прошепотіла Я. Та від того, ЩО на них очікувало далі, ЗАЦІПЕНІЛИ всі…

– Браво, подруга, давно пора было это сказать. Ольга Петровна побледнела, потом покраснела, ее губы задрожали. – Значит так, ты выбрала войну, хорошо, но учти, Сережа никогда не пойдет против матери.

– Вот оно что, – я почувствовала странное спокойствие. – Вы, наконец, сказали правду. Это не забота о семье, это война за Сергея.

– Глупости, – она нервно поправила брошь на груди. – Я просто знаю своего сына, знаю, что для него важно. – Нет, – я покачала головой, – вы не знаете его.

Вы создали образ послушного мальчика и заставляете его соответствовать, а он, он просто боится вас разочаровать. – Как ты смеешь? – она схватилась за сердце. – Я всю жизнь… – Да, да, – перебила Катя, – всю жизнь положили на детей.

– Мы уже слышали эту песню, может, хватит уже манипулировать. – Манипулировать? – Ольга Петровна театрально приложила руку к груди. – Я? Да как вы? – Ох, – она покачнулась, – мне нехорошо.

– Только не надо этих фокусов, – жестко сказала Катя. – Мы не Сергей, на нас это не подействует. Свекровь мгновенно выпрямилась, ее слабость испарилась как по волшебству, в глазах появился холодный блеск.

– Что ж, я вижу, разговаривать с вами бесполезно, но учтите, я не позволю разрушить семью моего сына. – Вашего сына? – я горько усмехнулась. – А как насчет моего мужа? Или в вашем представлении он навсегда должен оставаться маменьким мальчиком? – Ты? – она задохнулась от возмущения.

– Ты пожалеешь об этом разговоре. Сережа узнает, как ты разговариваешь с его матерью. – Пусть узнает, – я пожала плечами, – пусть узнает все.

О том, как вы пытались контролировать каждый наш шаг, о том, как манипулировали им, используя свое слабое здоровье, о том, как… В этот момент дверь распахнулась, на пороге стоял Сергей. – О том, как что? – спросил он, переводя взгляд с меня на мать. – Я слышал конец разговора, продолжайте.

Ольга Петровна мгновенно преобразилась. – Сереженька, наконец-то! Твоя жена, она говорит такие ужасные вещи! – Мама! – он поднял руку, останавливая ее. – Я слышал, правда слышал.

И знаешь что? Лена права. В комнате повисла оглушительная тишина. – Что? – Ольга Петровна моргнула.

– Сережа, ты не понимаешь? – Нет, мама. Его голос звучал твердо. – Это ты не понимаешь.

Я всю ночь не спал, думал. О нас с Леной, о тебе, обо всем, что происходит. Он повернулся ко мне.

– Прости меня. Ты была права. Я действительно не мог принять решение без маминого одобрения.

– Даже эту квартиру? – он горько усмехнулся. – Я же хотел сначала с тобой посоветоваться. Но мама сказала, что ты не понимаешь, что лучше поставить перед фактом.

– Сережа, – воскликнула Ольга Петровна, – я никогда. Перестань, мама. Он покачал головой.

– Хватит. Я больше не мальчик, которому нужно показывать, подсказывать каждый шаг. И Лена.

Он сделал паузу. – Лена – моя жена. – Не, не идеальная невестка, которую ты хочешь видеть, а живой человек, со своими мечтами, целями, карьерой.

– Но я все делала для тебя. – в голосе Ольги Петровны зазвенели слезы. – Для вашей семьи.

– Нет, мама. Сергей подошел к ней. – Ты делала это для себя, чтобы сохранить контроль надо мной, над нами.

– Какой контроль? – она всплеснула руками. – Я просто хотела помочь. Я же мать.

– Да, ты мать. – Но я уже не ребенок. У меня есть своя семья, своя жизнь.

И знаешь что? Он глубоко вздохнул. – Я нашел решение с квартирой. – Какое? – одновременно спросили мы с его матерью.

– Я поговорил с риэлтором. Можно расторгнуть договор. Да, придется заплатить неустойку, но… – Но как же дом? – перебила Ольга Петровна.

– Ваше будущее, дети. – Наше будущее? Сергей взял меня за руку. Мы будем строить сами, без подсказок и манипуляций.

– А дети? – он посмотрел на меня в глаза. – Дети появятся тогда, когда мы оба будем к этому готовы. – Но куда же я денусь? – голос Ольги Петровны стал жалобным.

– На улицу? – Мама. – он устало вздохнул. – У тебя есть квартира, которую ты поспешила продать, даже не обсудив это с нами.

Но деньги – задаток. – Я возьму кредит и выплачу неустойку, – твердо сказал Сергей. – И знаешь что, это будет мой первый по-настоящему взрослый поступок, без оглядки на твое мнение.

Ольга Петровна опустилась в кресло, прижав руки к груди. – Значит, ты выбираешь ее? Придаешь родную мать? – Нет, мама, – Сергей покачал головой. – Я не выбираю между тобой и Леной, я выбираю себя.

Выбираю стать, наконец, взрослым человеком, а не вечным маминьким мальчиком. – Но я… я все делала ради тебя! – по щекам Ольги Петровны потекли слезы. – И я благодарен тебе за это.

Он присел перед ее креслом. – За все. Все, что ты для меня сделала.

Но пойми, я люблю тебя как мать, а Лену как жену. Это разная любовь, и одно не исключает другого. Я смотрела на мужа и не узнавала его.

Куда делся тот нерешительный мальчик, который боялся лишний раз возразить матери? – А если я не соглашусь расторгать договор? – вдруг спросила Ольга Петровна, вытирая слезы. – Если настаю на продаже. – Тогда, – Сергей выпрямился, – мы с Леной снимем квартиру и съедем, а ты будешь жить в нашей, одна.

– Ты не посмеешь, – охнула Ольга Петровна. – Посмею, мама, потому что я, наконец, понял, нельзя построить счастливую семью, если позволять кому-то, даже родной матери, манипулировать собой. Катя молча наблюдала за этой сценой, тихонько присвистнула…