Кардиохирург заплатила БРОДЯГЕ за уборку на могиле мужа… А приехав через неделю, обомлела, ЧТО пришлось увидеть вместо уборки

«Кто она, эта девочка, ради которой вы рискнули жизнью?» В тишине слышалось только ровное гудение аппаратуры. На прикроватной тумбочке лежали скудные личные вещи Илариона, старый армейский медальон, истертый до блеска, потертый блокнот в кожаном переплете. Тамара бережно взяла блокнот.

Внутри – чертежи реставрационных работ, наброски узоров для оград, эскизы резных украшений. И на последних страницах – детские рисунки, вложенные между листами. Неумелые, яркие, с подписью крупными буквами «Полина».

Сердце Тамары дрогнуло. Полина – ребенок из детского дома, спасенная Иларионом. Девочка, выбежавшая на дорогу.

Незримая нить, связавшая их судьбы. Выйдя из больницы, Тамара не поехала домой. Что-то тянуло ее на окраину города, где среди заросших тополями улиц притаился старый детский дом.

Решение нашло ее само, нужно увидеть эту девочку, понять, что связывало ее с молчаливым реставратором. Детский дом «Надія» располагался в здании дореволюционной постройки, которая некогда принадлежала богатому купцу Шевченко. Трехэтажный особняк с мезонином, некогда роскошный, а теперь обветшалый, стоял в глубине старого сада.

Причудливая лепнина на фасаде, узорчатые наличники, широкое крыльцо с облупившейся краской – все дышало стариной и запустением. С замиранием сердца Тамара поднялась по скрипучим ступеням. Внутри здания оказалось светлее и уютнее, чем снаружи, чистые полы, свежие занавески на окнах, детские рисунки на стенах.

И все же печать казенного учреждения лежала на всем, типовая мебель, выцветшие покрывала на кроватях в общей спальне, запах хлорки в коридорах. В кабинете директора ее встретила Зоя Валентиновна Шевченко, высокая полная женщина лет шестидесяти, с гладко зачесанными назад седыми волосами и пронзительным взглядом голубых глаз. «Чем обязана?» — спросила она, внимательно разглядывая Тамару.

— Если вы из службы по делам детей, то все отчеты сданы вовремя. — Я не из службы, — сказала Тамара, представившись. — Я врач из областной больницы.

Мне нужно увидеть девочку по имени Полина, ту самую, которую три дня назад спас мужчина, попавший под машину. Лицо директрисы мгновенно изменилось, взгляд стал жестче, губы сжались в тонкую линию. — Вы уже третий человек, интересующийся Полиной, — холодно произнесла она.

— Сначала ее мать объявилась спустя годы, теперь вы. — Что происходит? — в голосе директрисы прозвучало неприкрытое недоверие. Она выпрямилась в кресле, словно готовясь к обороне.

Тамара объяснила ситуацию, о состоянии Илариона, о рисунках в блокноте, о своем желании понять связь между ним и ребенком. С каждым словом лицо Зои Валентиновны смягчалось, сменяя настороженность на грустное понимание. — Его зовут Иларион, — кивнула она, когда Тамара закончила.

— Хороший человек. Появился у нас около года назад, восстанавливал старинную лестницу в холле. Заметил Полину и словно прикипел к ней.

Стал приходить каждую неделю, книжки приносил, деревянные игрушки вырезал. Ребенку внимание, а нам помощь с ремонтом. Она открыла старомодный шкаф и достала картонную папку с личным делом.

Полина Светлова, семь лет, начала она, перелистывая страницы. Мать отказалась в роддоме, отец неизвестен. Причина отказа – врожденный порок сердца, множественные дефекты.

Прогноз на выживание был минимальный. Тамара подалась вперед, профессиональный интерес пробудился мгновенно. Какой именно порок? Вот заключение из больницы, Зоя Валентиновна протянула ей выписку.

Пробежав глазами медицинские термины, Тамара почувствовала, как по спине пробежал холодок. У девочки была именно та патология, в лечении которой она недавно достигла прорыва – сложнейшая комбинация дефектов межжелудочковой перегородки с транспозицией крупных сосудов. «Мы обращались ко многим хирургам», — продолжала Зоя Валентиновна.

«Все разводят руками, слишком сложно, слишком рискованно». А теперь, представьте, спустя семь лет объявляется биологическая мать. Говорит, что раскаялась, что хочет забрать дочь.

«А на самом деле?» «На самом деле?», — переспросила Тамара, предчувствуя недоброе. Узнала, что за детей-инвалидов положено повышенное пособие, вот и вспомнила о материнстве, горько усмехнулась директриса. Регина Светлова, известная в определенных кругах личность, три привода в полицию, алкоголизм, сожительство с наркоманом.

«Хорошо, хоть юридический отказ от ребенка был полным, иначе мы бы ничего не смогли сделать». Она поднялась из-за стола. «Пойдемте, я познакомлю вас с Полиной.

Только прошу, она не знает, что этот человек в больнице». Мы сказали, что он уехал по делам. Они прошли через коридор в просторную игровую комнату.

У окна, в свете закатного солнца, сидела маленькая фигурка. Девочка с задумчивым лицом перебирала сухие растения, раскладывая их между страницами толстой книги. «Полина, к тебе гостья», — мягко позвала Зоя Валентиновна.

Девочка подняла голову, и Тамара невольно замерла. Поразительное лицо, тонкие черты, широко расставленные глаза, необычного серо-зеленого оттенка, бледная кожа, на которой проступал легкий голубоватый оттенок, характерный признак кислородного голодания при сердечной недостаточности. Но не это главное, во взгляде ребенка светилась такая глубина, такое неземное спокойствие, что, казалось, она знает гораздо больше, чем полагается ее возрасту.

«Здравствуйте», — тихо произнесла Полина, отложи гербарий. «Вы от дяди Лари?» Вопрос был неожиданным, и Тамара растерялась. «Как эта девочка догадалась?» «Я знаю дядю Ларю», — осторожно ответила Тамара, присаживаясь рядом.

«А ты собираешь гербарий?» Полина кивнула, бережно разглаживая листок клевера. «Дядя Ларя сказал, что травы помогают лечить людей. А я хочу быть доктором, когда вырасту.

Если вырасту». Последние слова были произнесены так просто, с таким детским смирением, что у Тамары защемило сердце. «Он тебя часто навещал?» «Ровно.

Каждую неделю», — кивнула Полина. Рассказывал про старые здания и вырезал для меня деревянные игрушки. «Смотрите».

Она достала из кармана платья маленькую фигурку птицы, воробей, готовый вспорхнуть, с филигранно вырезанными перышками. «Дядя Ларя сказал, что когда-нибудь научит меня тоже так делать», — продолжала девочка, поглаживая деревянную птичку. «Он обещал, а он всегда держит слово.

Поэтому я знаю, что он вернется». Эти простые слова детской веры пронзили Тамару острее любого скальпеля. Она почувствовала, как что-то внутри меняется, переворачивается, обретает новую форму.

«Можно мне тебя послушать?» — спросила Тамара, доставая из сумки стетоскоп. Полина серьезно кивнула и расстегнула верхнюю пуговицу платья. Казалось, она привыкла к медицинским осмотрам и воспринимала их как неизбежную часть жизни.

Приложив стетоскоп к хрупкой груди, Тамара слушала, и сердце девочки говорило с ней на своем языке шумов и ритмов. Она слышала грозный стеноз, переплетенные потоки крови, сражение маленького органа с судьбой, определенной еще до рождения. Но слышала и другое, упорство, с которым это сердце продолжало биться, силу, заключенную в этом несовершенном, но неукротимом органе.

Кровь должна течь по своим путям, словно прошептал голос бабы Насти, и Тамара вдруг ясно увидела, как именно можно исправить эту патологию. «У тебя очень храброе сердце», — сказала она, убирая стетоскоп. «Знаешь, я тоже врач, только лечу именно сердца».

Глаза Полины расширились. «Правда? Вы сможете починить мое? Тогда я не буду так быстро уставать и смогу бегать, как другие дети». Тамара осторожно взяла ее за руку.

«Я постараюсь. У меня есть новый способ, который может помочь таким особенным сердцам, как твое». Полина задумчиво посмотрела на нее, словно видя насквозь.

Дядя Ларя говорил, что мое сердце не сломанное, а просто по-своему устроенное. И что оно научилось быть сильным именно потому, что ему труднее, чем другим. В этих словах, пересказанных детским голосом, Тамара узнала глубокую мудрость человека, прошедшего свой путь страданий.

Иларион говорил о сердце девочки, но словно и о своей душе тоже. Она осторожно обняла Полину, чувствуя под ладонью хрупкие косточки. От девочки пахло детским мылом и чем-то травяным, то ли от гербария, то ли от ее собственной, особенной сущности.

В этот момент Тамара приняла решение, твердое, бесповоротное, идущее из глубины души, словно было предопределено задолго до их встречи. «Полина», — тихо сказала она, — «ты хотела бы жить в доме, где есть сад с настоящими травами? Где можно собирать разные растения и делать гербарий? И где дядя Ларя сможет тебя навещать и учить резьбе по дереву?» Девочка смотрела на нее серьезно, недетски оценивая сказанное. Это было бы хорошо.

Но разве такие дома дают детям без родителей? Тамара улыбнулась, впервые за долгое время, искренне, от души. Иногда судьба сплетает нити наших жизней так причудливо, что мы не сразу понимаем ее замысел. Но потом, когда узор проявляется, остается только следовать ему…