Кардиохирург заплатила БРОДЯГЕ за уборку на могиле мужа… А приехав через неделю, обомлела, ЧТО пришлось увидеть вместо уборки
«Покажите». Они шли по кладбищенской дорожке, и Тамара искоса наблюдала за своим спутником. Его движения были точными и экономными, осанка выдавала военное прошлое, а на левой руке не хватало мизинца.
У могилы Максима Иларион внимательно осмотрел ограду, провел рукой по металлической поверхности, проверил крепления. «Надгробие красивое», — произнес он, изучая памятник. «Необычной формы».
«Муж был архитектором», — пояснила Тамара. «Сам разработал». «Архитектором?» В глазах Илариона мелькнул интерес.
Что-нибудь из его работ сохранилось в городе? Тамара невольно улыбнулась. Театр на центральной площади, новое крыло краеведческого музея, восстановленный фасад городской библиотеки. Иларион уважительно кивнул.
«Значит, его творение еще служит людям. Это важно, оставить что-то после себя». В этих простых словах прозвучало нечто глубоко личное, и Тамара на мгновение ощутила странную связь с этим незнакомым мужчиной.
«Вы так хорошо разбираетесь в реставрации», — заметила она, наблюдая, как он щупает металл ограды. «Это ваша профессия?» «Призвание, обретенное по необходимости», — ответил Иларион. «Я восстанавливаю старинные надгробия.
Некоторым больше века, а история, которую они хранят, достойна сохранения. Как говорят, возвращаю историю людям». Он рассказал, что уже завтра может приступить к работе, подновить ограду, высадить принесенные цветы, привести в порядок прилегающую территорию.
Когда дело дошло до оплаты, возникла заминка. Тамара достала из сумки деньги, сумму в гривнах, которую считала достойной такой работы. Иларион взглянул на протянутые купюры и мягко отвел ее руку.
«Это слишком много». «Нет, что вы, работа долгая», — возразила Тамара. «Знаете», он слегка улыбнулся, и его строгое лицо словно осветилось изнутри.
Деньги — штука важная, но не главная. Я сделаю все, как надо, но позвольте мне взять ровно столько, сколько стоят материалы и мой труд». После короткого спора Иларион все же взял плату, но значительно меньшую, чем предлагала Тамара.
Они договорились, что работа будет выполнена к ее возвращению через три дня. Покидая кладбище, Тамара поймала себя на мысли, что впервые за долгое время встретила человека, столь необычного, в его речи, манерах, взгляде на мир было нечто, выходящее за рамки привычного. Но эти размышления быстро рассеялись, уступив место тревоге о предстоящей операции.
Девочка семи лет, сирота из областного детского дома под Киевом. Сложнейший порок сердца, почти не подающийся коррекции. Такие случаи бывают раз в карьере.
Тамара мысленно перебирала этапы операции, представляя каждый шаг, каждое движение скальпеля. А старинный медальон на шее словно потеплел, согретый ее пальцами, бессознательно потянувшимися к нему, когда мысли вернулись к маленькому больному сердцу. Как часто бывало с Тамарой, прошлое на мгновение отступало, когда на горизонте появлялся новый пациент, новое сердце, нуждающееся в ее руках.
Образ сдержанного реставратора с проницательными глазами отодвинулся на задний план. Воспоминания в жизни Тамары были как старые фотографии, одни выцветали, другие сохраняли свою яркость, вопреки времени. Она редко позволяла себе перебирать этот альбом, но сегодня, накануне операции, прошлое нахлынуло само, непрошеное и настойчивое.
Лежа в полутьме спальни, она закрыла глаза, и картины минувшего закружились под веками, словно осенние листья в водовороте времени. Городская больница в Киеве, кардиологическое отделение. Она – молодой ординатор, впитывающий знания как губка.
Седовласый мужчина на больничной койке, ее первый серьезный пациент, с инфарктом миокарда. И его сын, высокий, нескладный, с глазами цвета штормового неба, неотступно дежуривший у постели. «Михаил Степанович обязательно поправится», – уверенно сказала она тогда, проверяя капельницу.
«У него крепкое сердце. Вы обещаете?» – спросил он, внимательно вглядываясь в ее лицо. «Врачи никогда не обещают», – ответила она, выдержав его взгляд.
«Но я сделаю все возможное». Вспоминая сейчас тот первый разговор, Тамара понимала, что уже тогда что-то проскочило между ними, какая-то искра, неуловимое притяжение. А потом были васильки, маленький букетик синих полевых цветов, оставленный для нее на посту.
«От кого?» – спросила она дежурную медсестру. От сына Степановича, архитектора этого, хмыкнула та. «Сказал, что вы добрая фея в белом халате».
Тамара тогда поморщилась от приторности сравнения, но цветы поставила в стакан с водой. Максим Лебединский оказался удивительно настойчивым. Когда его отец пошел на поправку, он пригласил Тамару на экскурсию по старому Киеву.
Сначала она отказывалась, ссылаясь на занятость. Потом согласилась только на полчаса. В итоге они проговорили четыре часа, бродя по узким улочкам Подола.
Максим рассказывал об архитектурных стилях, о судьбах зданий, о тайнах, скрытых за старинными фасадами. Его глаза горели, когда он говорил о своих проектах реставрации. «Представляешь», – говорил он, забывшись и перейдя на «ты», – «этот дом помнит времена Хмельницкого, а мы дадим ему еще сотню лет жизни».
С того дня все завертелось – звонки, встречи, разговоры до рассвета. Тамара была покорена не столько внешностью Максима, сколько его страстью к своему делу, упорством, с которым он шел к цели, редкостным сочетанием мечтательности и деловой хватки. «Ты возвращаешь жизнь больным сердцам, я – старым домам», – сказал он однажды.
«Мы с тобой в чем-то похожи. Только ты спасаешь настоящее, а я – прошлое». Через полгода он сделал ей предложение – на крыше отреставрированной колокольни, откуда открывался вид на весь Киев.
«Я буду строить для тебя, Тамара», – сказал он тогда. «Каждый проект – это памятник моей любви». Свадьба была скромной, только близкие друзья и родители.
Отец Максима, которого Тамара вытащила с того света, прослезился, обнимая ее. «Теперь я знаю, что сын в надежных руках». Мама поджала губы, ей казалось, что архитектор – не та партия для дочери-врача.
«Мог бы быть и профессор, с твоими-то способностями», – шепнула она Тамаре перед отъездом в свадебное путешествие. Первые годы были счастливыми, они купили небольшой дом на окраине города, обустроили его по своему вкусу. Максим получал все больше заказов, имя его становилось известным в профессиональных кругах.
Тамара защитила кандидатскую по детской кардиохирургии, ее приглашали на сложные операции. Они мечтали о детях, но годы шли, а беременность не наступала. Обследование, процедуры, попытки ЭКО – все безрезультатно.
«Ничего, у нас еще все впереди», – утешал Максим, но в его глазах Тамара видела тщательно скрываемую боль. Постепенно работа стала заполнять все их время. Максим нередко возвращался за полночь, а то и ночевал в мастерской, захваченный проектом.
Тамара дежурила сутками, выходила в операционную по первому звонку. Расстояние между ними росло, незаметно, день за днем, как трещина в фундаменте. «Ты стала холодной», – сказал ей однажды Максим.
«Как твои скальпели». «А ты одержимым», – парировала она. «Тебя интересуют только твои камни.
Я строю для вечности, Тамара», – в его голосе звучала горечь. «Эти здания переживут всех нас». «Это – мое бессмертие».
«Наши дети могли бы стать твоим бессмертием», – хотела сказать она, но промолчала, боясь ранить его. В тот последний год Максим работал над грандиозным проектом – восстановлением исторического квартала в центре Киева. Тамара видела его эскизы, возрожденный ансамбль должен был стать жемчужиной города, его открыткой.
За неделю до трагедии они крупно поссорились. Тамара взяла редкий отпуск, они планировали поехать на море, но за день до отъезда Максим сообщил, что не может оставить стройку. «У тебя отпуск раз в три года, а у меня шанс создать нечто выдающееся, раз в жизни», – кричал он.
«Тебе не нужна жена, Максим. Тебе нужен еще один чертежный стол», – ответила она, сдерживая слезы. Он хлопнул дверью и уехал на объект.
Тамара осталась дома одна, среди чемоданов и несбывшихся надежд. А через день позвонили из полиции. Обрушение строительных лесов.
Множественные травмы, несовместимые с жизнью. Прибывшая бригада скорой констатировала смерть на месте. Позже выяснилось, что подрядчик, желая сэкономить, использовал некачественные материалы для строительных лесов.
Расследование, суд, приговор – все это прошло мимо Тамары, погруженной в оцепенение горя. Она отказывалась верить в произошедшее. До последнего момента, до закрытия гроба, ей казалось, что произошла ошибка, что это не ее Максим лежит там, с восковым лицом и застывшей полуулыбкой…