Кардиохирург заплатила БРОДЯГЕ за уборку на могиле мужа… А приехав через неделю, обомлела, ЧТО пришлось увидеть вместо уборки
Зеленоватый свет операционной отражался в глазах Тамары Рудницкой, застывших в сосредоточенном напряжении. Тишина, нарушаемая лишь мерным писком кардиомонитора и приглушенным дыханием присутствующих, обволакивала помещение, словно невидимый кокон. Маленькое сердце, всего с кулачок шестилетнего мальчика, билось под ее пальцами, доверчиво и беззащитно.
«Зажим», негромко произнесла она, и инструмент, поданный ассистенткой, лег в ладонь с привычной точностью. Тамара не видела ничего, кроме крошечного дефекта в межжелудочковой перегородке. Ее пальцы двигались с невероятной точностью, будто кто-то направлял их изнутри.
Она чувствовала это сердце, как свое собственное, каждое сокращение, каждый толчок крови. Мысленно она разговаривала с ним, «Потерпи, малыш, еще немного. Скоро ты станешь здоровым и сильным».
«Доктор Рудницкая», давление падает, донесся до нее голос анестезиолога. «Вижу», спокойно ответила Тамара, не отрывая взгляда от операционного поля. «Все под контролем».
Никто в операционной не заметил, как ее пальцы на мгновение коснулись старинного медальона, спрятанного под хирургическим костюмом, простого металлического овала с выгравированным изображением полыни, надежно закрепленного на тонкой цепочке. Трехчасовая операция завершилась успешно. Сердце мальчика, освобожденное от патологического отверстия, работало ровно и сильно.
Когда Тамара выходила из операционной, она краем уха услышала разговор молодых интернов. «Волшебные руки, иначе не назовешь», произнес один. Говорят, у нее еще не было ни одного смертельного исхода.
«Невозможно», возразил другой. «Статистика – упрямая вещь. А вы видели, как она сегодня спасла мальчика?» Давление рухнуло, а она даже бровью не повела.
Тамара не стала прислушиваться дальше. Она знала цену этим рассказам и цену своему везению. Не везение это было вовсе.
В ординаторской она позволила себе минуту отдыха. Прикрыв глаза, она достала медальон и провела большим пальцем по потемневшему от времени металлу. Образ бабы Насти, такой ясный, словно они виделись только вчера, возник перед глазами.
«Ты мое продолжение, Тамарочка», говорила бабушка, заплетая ей косы теплыми, пахнущими травами руками. «В тебе течет моя кровь, и дар мой будет твоим». Глинобитная хата на окраине села под Киевом, окруженная забором, увитым диким виноградом.
Травы, развешанные по стенам, наполняющие комнаты горьковатым целебным ароматом. И люди, нескончаемый поток людей, приходящих со своими болями и тревогами, к бабе Насте, известной на всю округу травнице и целительнице. Тамаре было тогда восемь.
Она помогала бабушке собирать травы, училась отличать полезные растения от ядовитых, запоминала рецепты отваров и настоек. Но главное, она впитывала нечто неуловимое, что невозможно было объяснить словами. «Почему к тебе идут люди, бабуля?», спрашивала маленькая Тамара, наблюдая, как очередной исцеленный кланяется бабушке в пояс.
«Потому что верят, внученька. И я в них верю. Это не травы лечат, Тамарочка, а любовь и вера.
Травы — только помощники». А вечерами бабушка учила ее прикладывать руки к больным местам, чувствовать, где притаилась боль, видеть ее внутренним зрением. «У тебя руки особенные», говорила баба Настя.
«Теплые. Живые. Такие руки боль отводят».
Мама с отцом не одобряли этих уроков. Мама была учительницей, отец — инженером, оба верили в науку и прогресс. Бабкины сказки, фыркала мама, застав их за очередным сеансом.
Но бабушка только загадочно улыбалась. Когда пришло время выбирать профессию, никто не сомневался, что Тамара пойдет по стопам матери или отца. «Учительница, переводчица, экономист, вот достойные профессии для девушки», говорили родители.
А Тамара подала документы в медицинский в Киеве. «Доченька, подумай хорошо», увещевал отец. «Хирургия — это не женское дело.
Тебе придется резать людей». «Я буду не резать, а лечить», отвечала Тамара с той же упрямой складкой между бровей, которая так часто появлялась у бабы Насти. И только бабушка поддержала ее.
«Иди за своим сердцем, Тамарочка», сказала она, вложив в ладонь внучке старинный медальон. «Оно тебя не обманет». Через месяц бабы Насти не стало.
Словно передав эстафету внучке, она тихо ушла во сне с умиротворенной улыбкой на губах. Телефонный звонок прервал воспоминания Тамары. На экране высветилось имя Кристины Бережной, школьной подруги и, пожалуй, единственного близкого человека, оставшегося в жизни Тамары.
«Операция закончилась?» «Как ты?» Послышался в трубке знакомый взволнованный голос. «Все хорошо», ответила Тамара, ощущая, как волна усталости накатывает на нее. «Мальчик будет жить.
Я заказала столик в Старом Граде в центре города». «Через час». «Никаких возражений», безапелляционно заявила Кристина.
Усталая улыбка тронула губы Тамары. Кристина всегда была такой, стремительной и решительной. Литераторша с душой командира полка.
Они встретились в уютном кафе в центре украинского города, где Кристина уже успела заказать ее любимый травяной чай и пирожные с корицей. «Ты совсем себя загнала», вместо приветствия, сказала Кристина, окидывая подругу критическим взглядом. «Третья сложная операция за неделю.
Я знаю, я твое расписание у старшей медсестры выпытала. Детей много, а хирургов мало», пожала плечами Тамара. «Никто, кроме меня».
«Никто, кроме тебя», передразнила Кристина. «Послушай, Тамара, прошло уже четыре года. Ты не можешь вечно прятаться от жизни в операционной».
Тамара отвела взгляд. О чем говорить? Что жизнь без Максима превратилась в бесконечную череду рабочих дней, разбавленных редкими встречами с подругой? Знаешь, сегодня я впервые принимала в своей школе делегацию из Франции, сменила тему Кристина. Приехал такой интересный преподаватель.
«Только не начинай», покачала головой Тамара. «Твои попытки познакомить меня с интересными преподавателями уже стали притчей во языцех. Ну, не всем же быть трудоголиками-одиночками».
Воскликнула Кристина. «Ты же не только врач, Тамара. Ты еще и женщина.
А кто сказал, что одно мешает другому?» ответила Тамара с усталой улыбкой, безотчетно поглаживая медальон. После ужина, сидя за рулем своей машины, Тамара приняла решение. Через неделю – день рождения Максима.
По давно установившейся традиции, она должна накануне поехать на кладбище и привести в порядок его могилу, перед тем, как начнется новый рабочий день. За окном шелестел апрельский дождь, мягко барабаня по крыше автомобиля. Тамара смотрела на дорогу, но видела другое – светлые глаза Максима, его стремительную улыбку, чертежи, разложенные на полу их гостиной.
«Я строю на века, Тамара», – говорил он, показывая проекты восстановления исторических зданий в Киеве. Он ушел внезапно, нелепо, обрушившиеся строительные леса, мгновенная смерть. Она осталась, с пустотой внутри, и даром, которого оказалось недостаточно, чтобы спасти самого близкого человека.
Медальон снова оказался в ее пальцах. «Это не травы лечат, а любовь и вера», – словно прошептал голос бабы Насти. Любовь и вера.
То, что Тамара потеряла четыре года назад на стройплощадке вместе с Максимом. То, что ей еще предстояло вернуть. Утро выдалось на удивление ясным, словно небо смыло ночным дождем.
Тамара медленно вела машину по извилистой дороге к старому городскому кладбищу, держа на пассажирском сиденье семена полевых цветов, васильки, ромашки, колокольчики. «Дикорастущие имеют силу», – говорила баба Настя, – «они свободно выбирают, где им жить». Тамара остановила машину у старых кованых ворот и, взяв букет и небольшую сумку с инструментами для уборки, направилась по главной аллее вглубь кладбища…
