Иди в зал, позорница — рявкнул владелец кафе, и обомлел, когда все богачи зааплодировали посудомойке
Но вся эта слава, как оказалось, стояла на пороховой бочке. Когда ресторан сгорел, не осталось ничего, лишь обугленные стены и пустота. Формально ущерб должен был покрыть страховой договор, но все бумаги были оформлены на мужа-француза.
Тот, не теряя времени, обналичил выплату, купил билет и исчез. «Барселона» приняла его с распростертыми объятиями, а Валентине не осталось даже слов. Он не отвечал на звонки, прятался от адвокатов, попросту исчез как дым.
А прежде чем мы продолжим, представлюсь. Меня зовут Юра Неба. И я написал эту трогательную историю именно для вас.
Напишите в комментариях страну и город, откуда вы меня слушаете. А я желаю вам приятного прослушивания. Сгорел не только ресторан.
Сгорела ее прежняя жизнь. Все, что было нажито годами, исчезло за несколько часов. Вместе с деньгами ушли и имя, и репутация.
Она пыталась хоть что-то спасти в пожаре. И как напоминание, на ее лице остались ожоги, не критичные, но заметные. Раньше ее лицо украшало рекламные афиши и страницы глянца.
Теперь на него смотрели с вежливым сочувствием, от которого хотелось провалиться сквозь землю. Она вернулась на родину. В столичных ресторанах ей вежливо отказывали.
«На кухне, пожалуйста, но не в зал», говорили менеджеры ресторанов, не глядя в глаза. Унижение за унижением, взгляд за взглядом. И она сдалась.
Не было больше сил кому-то что-то доказывать. Ей хотелось только тишины. Так она оказалась в провинции, у сестры.
Сюда не доходили гастрономические журналы. Здесь ее никто не знал. Кафешка у трассы, в котором она сейчас работала, предназначалась не для гурманов.
Сюда заходили купить сигарет или спросить, где ближайшая заправка. Сестра, пожав плечами, сказала просто, «Потерпи, сестренка. Все образуется, ты только не сиди на месте.
Иди подработай немного». И теперь вот она стояла здесь, в жаркой, закопченной кухне. Перед ней лежала рыба, часы неумолимо шли к восьми, а где-то в зале сидели важные гости и заведенный грубиян-начальник, требующий от нее сверх того, на что ее нанимал.
Она опустила руки в холодную воду и медленно, почти торжественно, начала чистку, как в те времена, когда училась в Лионе, у строгого шефа, что не терпел спешки и при этом требовал результата. Движения были точными, выверенными. В ее руках даже старая затупленная рыбочистка слушалась.
Руки мерзли, но она не замечала. Все ее внимание было приковано к работе. Она искала взглядом приправы, лавровый лист, перец, что угодно для бульона…