Хулиган ОБИДЕЛ её при всех, не зная, кто она на самом деле…
Девочка-первокурсница, которую Анна узнала, но с которой никогда не разговаривала, вышла вперед. Алина Мартыненко, маленькая, тихая, та, кто старалась быть невидимой, чтобы выжить в старшей школе. «Просто прекрати», — повторила Алина, глядя на Максима со слезами на глазах.
«Ты разве не видишь, что ты делаешь?» «Что ты все это время делал?» «Убирайся!» — выкрикнул Максим. «Это тебя не касается».
«Это касается меня», — плотина прорвалась. «Ты заставил моего брата бросить школу. Он любил футбол, но ты и твои друзья издевались над ним каждый день, потому что он был недостаточно хорош, потому что он был другим, потому что ты мог».
К голосам начали присоединяться другие. Ученики, нашедшие храбрость в числе и в присутствии той, кто только что показал, что Максим Тимошенко не был неуязвим. «Ты отправил Якова Мороза в больницу.
Ты уничтожил художественный проект Беки, потому что она не захотела пойти с тобой на свидание. Ты терроризировал эту школу четыре года». Голова Максима металась, он пытался определить, кто говорит, запомнить лица, чтобы отомстить позже.
Но их было слишком много. Заклятие рушилось. «Заткнитесь».
Взревел Максим. «Все, заткнитесь. Я здесь главный.
Я. Ты здесь ничем не управляешь». Голос Анны разрезал его истерику, как острый нож. Она сделала шаг вперед, и хотя он все еще был выше ее ростом, каким-то образом она казалась больше.
«Ты всего лишь испуганный мальчишка, который причиняет боль другим, потому что кто-то сначала причинил боль тебе, потому что твой отец говорит тебе, что сила — это главное, потому что ты в ужасе от того, что если перестанешь давить других, то поймешь, насколько ты на самом деле ничтожен». Каждое ее слово било, как физический удар. Лицо Максима сменилось от ярости к унижению, к чему-то, что, возможно, было болью.
«Ты ничего обо мне не знаешь», — прошептал он. «Я знаю о тебе все», — ответила Анна. «Я сражалась с пятьюдесятью версиями тебя.
Лица разные, но боль одна и та же. Та же потребность ломать все красивое, потому что что-то красивое в тебе было разрушено». Спортзал замер.
Даже те, кто еще снимал, опустили телефоны, захваченные чем-то более глубоким, чем просто вирусное видео. «Но вот разница между мной и тобой», — продолжила Анна. «Я научилась драться, чтобы защищать людей.
Ты научился драться, чтобы их ранить. И поэтому ты всегда будешь проигрывать таким, как я. Не потому что я сильнее, быстрее или лучше натренирована, а потому что я тебя не боюсь. И они тебя тоже больше не боятся».
Она указала на толпу. Максим огляделся и увидел, что это правда. Страх исчез.
Его заменили гнев, решимость, общее осознание того, что император был без одежды. Его телефон зазвонил. Звук разбил момент, как кирпич стекло.
Он вцепился в него в отчаяние, ища любое отвлечение. «Что?» — рявкнул он в трубку, затем побледнел. «Что значит «отчислен»? Ты не можешь.
Папа? Папа?» Но линия уже оборвалась. Голос директора Коломийца зазвучал по громкоговорителю: «Максим Тимошенко, Дмитрий Черный, Захар Дудник и Тарас Роденко. Немедленно проследуйте в кабинет директора.
Сопровождение обеспечат сотрудники службы безопасности». В спортзал вошли четверо охранников. Настоящие охранники — необычные вахтеры.
Анна заметила значки полиции. Настоящие полицейские. «Что происходит?» — простонал Тарас.
Один из офицеров держал планшет, на котором были четкие изображения с камер наблюдения школы, установленных, иронично, мэром дядей Максима, для предотвращения вандализма. «Нападение, угрозы, сговор», — перечислил офицер. «И это только за сегодня.
За последний час мы получили еще 23 жалобы от учеников по инцидентам, которые тянутся годами назад. Вы не можете меня арестовать!» — закричал Максим, отступая. «Мой дядя, мэр.
Мой отец, владелец. Твой дядя сейчас на внеочередном заседании городского совета. Обсуждают его немедленную отставку», — перебил его офицер.
Оказалось, покрывать злоупотребление своего племянника — не слишком популярная идея. «А твой отец, — это он нам сказал, — где тебя искать? Сказал, что устал убирать за тобой». Эти слова ударили по Максиму сильнее любого удара кулаком.
Он огляделся, отчаянно ища поддержку, защиту, кого-нибудь, кто все еще боялся его достаточно, чтобы помочь. Но нашел только холодные взгляды и поднятые телефоны. «Это все твоя вина».
Повернулся он к Анне, по его лицу текли слезы. «Ты все разрушила. Ты разрушила мою жизнь».
«Нет», — сказала Анна тихим голосом. «Ты сам разрушил свою жизнь. Я просто перестала позволять тебе разрушать жизни других».
Когда офицеры вывели его из спортзала, Максим сделал нечто неожиданное. Он остановился у двери, обернулся, и на мгновение маска полностью спала. Под ней был лишь сломанный мальчик, выучивший все неправильные уроки о том, что такое сила.
«Прости», — прошептал он. А потом громче, на весь зал, «простите». И ушел.
В спортзале не раздалось ликование, но что-то вроде коллективного вздоха. Три года сдерживаемого дыхания, наконец, были выпущены. Ученики обнимались, некоторые плакали, другие просто стояли, пытаясь осознать внезапные перемены в их мире.
Анна направилась к выходу. Ее все еще ждала драка. Виктор будет в ярости, но Призрак….
