Дочь увозила мать в город – но на вокзале та вдруг полезла под лавку… ТАКОЙ находки никто не ждал!
Потрескивал шкаф у стены. За окном шумела ветка старой яблони. А Мася мягко прыгнула на кровать и свернулась калачиком у ее ног.
— И как все это оставить? — прошептала Марфа Ивановна в пустоту, погладив мягкую шерсть кошки. Ее мысли вновь унесли в прошлое. Здесь, в этой комнате, она держала на руках новорожденную Веру.
Здесь же, после смены в колхозе, шила платье на выпускной дочери. Каждая трещина в стенах, каждая царапина на полу напоминала ей о прожитых годах. Марфа Ивановна невольно посмотрела на старый комод у стены, где в рамке стояла черно-белая фотография мужа.
Николай смотрел на нее с фотографией таким, каким был в день их свадьбы. Высокий, плечистый, с хитрым прищуром и простым букетом полевых цветов в руках. Она поднялась с кровати и подошла к комоду.
Рука дрожащими пальцами коснулась пыльного стекла. — Коля, любимый мой! — прошептала она в темноту. — А что бы ты сказал на все это? — Уехать? Бросить все? В памяти всплыли кадры давно ушедших дней.
Вот Николай рубит дрова на морозном воздухе, оглядывается и смеется. — Марф, ну не стой на морозе! Чай ведь стынет. Или вот он чинит забор после бури, а она ругается с крыльца.
— Опять ты все сам делаешь. Зови уже Петьку с соседнего двора. — Да кто лучше меня сделает? — лишь отвечал он с усмешкой.
Марфа Ивановна вдруг вспомнила тот страшный день, когда Николай ушел. Как холодным утром она долго стояла у окна, не в силах поверить, что его руки больше не согреют ее плечи, что его голос не наполнит дом. Она тогда впервые подумала, что дом опустел навсегда.
— Ты бы наверняка не уехал! — тихо проговорила она. — Ты бы точно остался! Слезы подступили к горлу, но она крепко сжала кулаки. И тут из другой комнаты послышалось тихое урчание Маси, словно кошка почувствовала ее боль и спешила успокоить.
Марфа Ивановна вернулась в кровать. Но теперь в ее душе было чуть спокойнее. Николай словно шепнул ей, что дом — это и его частичка, и бросить его никак нельзя.
В неспокойном полудреме так и дождалась женщина наступления утра. На рассвете она вышла на крыльцо. Легкий мороз кусал щеки, а дыхание превращалось в облачко пара…