Дізнавшись, що СВЕКРУХА без її відома зробила прибирання, жінка помітила дивні зміни. А коли заглянула за картину, ЗАЦІПЕНІЛА від побаченого…
А ещё Анна выглядела странно смущенной, словно школьница, прогулявшей уроки. Но обострять конфликт Гале не хотелось. Она любила, ценила своего мужа, а к его матери относилась нейтрально, понимая, что большая часть претензий — это просто конфликт поколений.
Анне Тимофеевне хотелось настоять на своём, так почему бы просто ей не уступить? Галя прошла в свою комнату, приняла душ, переоделась в домашнее и спустилась вниз. Анна Тимофеевна уже ушла, что тоже было довольно странно. В другое время она бы непременно осталась и попыталась перевоспитать невестку, а тут вдруг упорхнула и этой возможностью не воспользовалась.
Это было непонятно. Стоило бы поужинать, но, подумав, Галина поняла — аппетита нет совсем. Налила просто себе большую кружку чая с лимоном, прошла в гостиную и села на диван.
Это было её любимое место в доме. Напротив, на стене, висела старая картина, когда-то принадлежавшая её отцу. Тот вовсе не был коллекционером, однако эту работу Владлен Никитич выделял и держал у себя в кабинете, куда прятался от домашних.
После его смерти картину забрала в свой дом Галя. Она помнила, как папа мог часами разглядывать этот типичный пейзаж, навевающий на неё тоску. А со временем сама полюбила эту картину.
Иногда Галя задумывалась, а в чём её ценность. Вроде бы работа довольно старая, но папа никогда не обращался с ней к оценщикам или искусствоведам. Более того, он вообще не стремился афишировать обладание этим полотном, а пару раз при визите незваных гостей и вовсе снимал картину или отворачивал к стене, подальше от любопытных глаз.
— Пап, ты что, прячешь её? — посмеялась тогда Галя. — Зачем? Таких пейзажей на любом вернисаже полно. — Нет, ты не понимаешь, — отвечал ей Владлен Никитич.
— Да, я и сам вряд ли смогу объяснить. Просто чувствую себя немного привязанным к этой картине. Она мне очень дорогая.
Впрочем, за её папой водились другие странности. Это была ещё не самая запоминающаяся. Размышляя о прошлом, Галина, сидя на диване, устроилась поудобнее и тут поняла, что её так взбесило в устроенной свекрови уборке.
Картина, та самая с пейзажем, висела криво. Хотя в прошлый раз Галя сама её аккуратно выравнивала, чуть ли не по линейке. Она подошла к полотну в раме, чтобы его поправить, и тут поняла — картина не та.
Нет, внешне всё вроде бы соответствовало — рама, цвет холста, сюжет, но эта картина буквально кричала всеми своими красками, что она была написана совсем другой рукой. Галя зажмурилась, отступила на шаг, присмотрелась. Навождение не прошло.
Это была совершенно определённо другая картина. Но зачем свекрови её подменять? Она уж точно не была знатоком искусства и вряд ли могла испортить полотно так, что пришлось заказывать новое. Впрочем, тут Гале сразу вспомнился разговор, который свекровь завела буквально на прошлой неделе.
«А откуда же у вас, Галочка, эта картина? На вернисаже приобрели? Какой-то современный художник?» — спросила Анна Тимофеевна, внезапно сделавшись приторно вежливой. «Нет, это моё наследство, от папы досталось», — ответила Галя тоже вежливо, — «а вот где он её взял, я не подскажу». Странно, правда? Такое полотно, ему бы в музее висеть, продолжало свои искусствоведческие изыскания свекровь.
«Твой папа был любителем живописи?» — вроде нет, — ответила Галя неуверенно. — Просто любил эту картину, а вот другие не особо жаловал. Даже когда мы в Эрмитаже на экскурсии были, скорее скучал, чем любовался.
Очень интересно, — жизнерадостно заявила свекровь, — я просто уверена, что картина представляет настоящую ценность. Галя тогда лишь пожала плечами. Она продавать или оценивать это полотно точно не собиралась, но сейчас внезапный интерес свекрови к живописи выглядел крайне подозрительно.
Галена решила выяснить, причастна ли так подмене, но сначала стоило бы посоветоваться с мужем. Всё же она собиралась обвинить его мать в довольно серьёзном проступке. Пашу она любила совершенно искренне.
Сейчас муж должен был вести какие-то важные переговоры по делам бизнеса. В эти вопросы она особенно не вникала, но вечером переговоры уже точно закончились. Галя после нескольких минут сомнений всё же набрала Павлу, но вместо обычного нажала видеозвонок.
В кадре неожиданно появилась полуодетая молодая женщина в постели, секретарь её мужа, Светлана. Она крикнула. «Паш, твоя Мегера звонит, я сброшу?» Потом поняла, что случайно ответила на звонок, ойкнула и вовсе отключилась.
Экран мигнул и погас. Галя пару секунд на него смотрела, а потом обнаружила, что по щекам катятся слёзы. От боли и обиды даже сдавила грудь.
Она отшвырнула от себя телефонную трубку, потом вскочила, начала собираться. Оставаться дома в одиночестве сейчас было просто невыносимо. Она отправилась к своей подруге и коллеге Яне, живущей неподалёку.
Та сейчас сидела в декретном отпуске, воспитывая маленького Данилку и ждала мужа из его бесконечных командировок. Вместе с мужем они были с юности, любили друг друга безумно. Яна Ромке очень доверяла.
Галина была крёстной Даньке, сына своей подруги. Она вообще очень любила детей, в их присутствии всегда отдыхала душой. Оттого и выбрала профессию педиатра.
Яну Галя Шутя называла своей скорой помощью, от плохого настроения. Подруга всегда находила правильные слова, чтобы утешить. Вот и сегодня она довольно быстро сумела успокоить Галину.
И совершенно нечего плакать. Твой Пашка, конечно, тот ещё тип, но хорошо, что ты об этом узнала сейчас. Это как с пластырем, отдирать нужно сразу, чтобы не было долго больно.
— Легко тебе, — усмехнулась Галина, — у тебя вон Ромка ребёнок, а я сейчас вообще в полном раздрае. — Отвлекись, подумай о чём-то другом, — предложила Яна. — Например, об этой картине, ну раз уж с неё всё и началось…