Дети не навещали богатую мать в больнице, но пришли с нотариусом писать завещание. Но их уже ждал СЮРПРИЗ, от которого всем стало плохо…
Вера Ивановна положила телефон на прикроватную тумбочку, долго смотрела в потолок.
Затем, словно собираясь с духом, снова взяла аппарат и набрала номер сына. Гудки тянулись медленно, как будто показывая, как неохотно Максим собирается ответить. Наконец в трубке раздалось раздраженное «Да, мам, чего тебе?» «Максимушка, сынок, я тут подумала, может, ты сегодня заедешь?» В голосе Веры Ивановны звучала надежда, хоть и приглушенная слабостью.
На другом конце линии послышался тяжелый вздох. «Мам, я же тебе уже говорил. У меня столько дел.
На фирме завал, мне из-за себя работать приходится, из-за тебя». «А ты еще с этим?» Он резко оборвал фразу, но было понятно, что разговор ему неприятен. «Сынок, ну разве нельзя немного времени выкроить? Мы давно не виделись.
Да и мне хотелось бы просто поговорить с тобой, посоветоваться. Мам, голос Максима стал еще более холодным. Ты же знаешь, что моя жизнь сейчас полностью в работе.
А что тебе советоваться? Карл, ой, то есть Иван Павлович, управляет всем как раньше. Мне-то зачем в это вмешиваться?» Вера Ивановна на мгновение замолчала, стараясь подобрать слова. Ей казалось, что через телефонный провод передаются ее внутренние сомнения, усталость и тревога.
«Иван Павлович, это одно. Но ты ведь мой сын. Это твой дом, твоя семья».
Она говорила тихо, как будто боялась его спугнуть. «Мам, я же тоже не железный», прервал он ее. «Да и Наташа, кстати, тоже не собирается помогать.
Все на мне. Ты думаешь, у меня есть время, чтобы еще и к тебе приезжать?» Слова резали ее сердце. Вера Ивановна облезала пересохшие губы.
«Ты ведь давно ее не видел, Максим. Сестра твоя, она старается по мере сил. У нее тоже заботы».
Максим усмехнулся в трубку. «Заботы?» «Да, у нее всегда заботы. То муж, то дети.
А на деле помощи никакой. Это не совсем так», – мягко ответила Вера, чувствуя, что разговор только отнимает у нее последние силы. «Ты просто слишком многого от нее ждешь.
Она мать, у нее тоже свои обязанности». «Мать!» Максим сорвался на крик. «А мне, значит, все на плечи свалили?» «Мам, если честно, у меня сейчас вообще нет времени обсуждать ваши семейные дела».
«Ладно, как-нибудь потом». «Максимушка», – начала была Вера, но в трубке раздались короткие гудки. Она положила телефон на место и прижала руку к груди, будто пытаясь успокоить болезненно сжавшееся сердце.
Оглядев комнату, обставленную дорогой, но давно потускневшей мебелью, Вера почувствовала, как одиночество накатывает на нее волной. Она медленно поднялась с кресла и подошла к окну. За стеклом, покрытым легким налетом пыли, мерцал ранний зимний закат.
Свет казалось тоже снег, отражая ее внутреннее состояние. Вера Ивановна думала о том, как изменилась жизнь. Когда-то они были одной семьей, а теперь между ними выросли преграды.
Она чувствовала себя ненужной, как старая вещь, которую спрятали в дальний угол. Она вздохнула, села обратно в кресло и прикрыла глаза, будто хотела забыть этот день. Но в глубине души знала, этот разговор еще долго будет возвращаться к ней в мыслях.
На следующий день Вера Ивановна решилась снова набрать номер сына. Ее тревожило состояние здоровья, слабость становилась невыносимой, а каждый вдох – болезненным усилием. Но куда больше ее тревожила мысль о том, что дети так и не приедут, если она не даст понять, насколько все серьезно.
Гудки в трубке длились вечность, пока наконец Максим не ответил. Его голос, как обычно, был сух и деловит. «Мам, что случилось? Я сейчас навстречу, не могу долго говорить».
Вера собралась с силами, стараясь, чтобы голос не дрожал. «Максимушка, я должна тебе сказать, мне совсем плохо. Врачи давно предупреждали, но я не хотела вас беспокоить…
