* Через 15 лет после того, как мы растлили сына вместе, муж сказал: «Я всегда сомневался. …

Я выложила ему все. От лаборатории до фотографии. Он только кивал, помечая что-то в желтом блокноте.

«У меня были похожие случаи», сказал он. «Один мальчик жил в соседнем районе. Другого так и не нашли.

Иногда родители не ищут. Боятся». «А если они найдут раньше?», спросила я. «Родителей настоящих?» «Зависит от того, чего они хотят.

Бывает, что требуют встречи. Или опеки. Или просто ответов.

Но, честно, чаще всего все идет тяжело. Эмоции, шок, непонимание. Особенно для детей».

Я кивнула. Артему я пока ничего не говорила. Каждый раз, когда смотрела на него, у меня перехватывало дыхание.

Как сказать ребенку? «Ты, возможно, не наш, и мы даже не знаем, чей ты». А Игорь? Он не приходил уже третью ночь подряд. Ни звонка, ни сообщения.

И, если честно, я впервые за долгое время почувствовала облегчение. Он провалился в обиду, в обвинение, в себя самого. А я не могла позволить себе утонуть рядом с ним.

Тем же вечером я снова взяла в руки то самое фото из роддома. Девушка в медформе, та самая, что держит ребенка, смотрела прямо в камеру с каким-то испугом, будто ее застали врасплох. Молодая, лет 20, Бейджик сбился набок, не разобрать.

Но за ее спиной что-то расплывчатое, вроде второго детского ложа. Или мне уже мерещится. Я позвонила Константину.

«Вы можете найти эту Марину Пенькову?» Он помолчал. «У меня есть частный сыщик. Обычно срабатывает за 3-4 дня.

Только, Лена, если мы ее найдем, вы готовы услышать все». Я не была уверена, но сказала «Да». Спустя 4 дня он перезвонил.

Нашли. Живет в поселке за 120 километров. Сейчас под фамилией Валькова по мужу.

Работает флористом. Флористом. Из медсестры в продавцы цветов.

Интересный выбор. Я не стала ждать. Поехала сама.

Села за руль и поехала по разбитым проселочным дорогам, которые вели будто бы вглубь меня самой. В голове стучало одно и то же. Что, если это она? Магазин оказался крохотным, между аптекой и рыболовным.

Розовые ставни, вывеска с вензелями, запах лилий и эвкалипта. За прилавком — женщина с пучком светлых волос с ножницами в руках. Она подняла глаза и замерла.

Узнала меня сразу. — Чем могу помочь? — Марина? — спросила я тихо. Она сразу опустила глаза, лицо померкло.

— Простите, вы кто? — Я Елена Алькова. Родила в январе 2009 года. В вашем роддоме.

Вы были там. Она замерла, потом кивнула. Не прогнала.

Это уже что-то. Мы прошли в подсобку, среди ведер с гвоздиками и стеклянных ваз. Я села на перевернутую коробку.

Она стояла, сжав пальцы в кулак. Мне было 21, начала она. Вторая неделя на смене.

В ту ночь ужас. Одновременно двое родов. Один — экстренная кесарева, второй — естественный.

Я путалась, бегала между постами. Я была на кесаревом. Напомнила я. Она кивнула.

Да. Проблема в том, что детей после наблюдения перевели в другую палату. Нам нужно было сверить браслеты, бирки, номера на колыбельках.

Но меня подгоняли. И… Я думала, что всё правильно. Я была уверена.

— Вы подменили? — Я не специально. Вырвалась у неё. Но спустя пару дней я заметила несостыковки.

Пошла к старшей. А она мне. — Молчи, иначе сядешь.

Сказала, что разрушу семьи. А я… Я просто ушла. — Вас кто-нибудь ещё спрашивал? Кто-то догадывался? Она мотнула головой.

— Никто. Но я помню ту женщину. Она родила естественным путём…