Будешь меньше выпендриваться со своей зарплатой. Когда жена стала зарабатывать больше мужа, он поднял на нее руку. Но забыл, чем жена в детстве занималась

«Поехали к нам», — категорично заявила она. «Тебе сейчас нельзя быть одному». В ее маленькой квартире на окраине, где он вырос, ничего не изменилось с тех пор, как Игорь оттуда съехал.

Те же обои, те же занавески, та же мебель. Валентина Петровна суетилась на кухне, готовя обильный ужин, словно пыталась заглушить едой все проблемы сына. «Вот увидишь, все образуется», — говорила она, раскладывая по тарелкам тушеную капусту с мясом.

«Переживем и это. А с квартирой разберемся. Она же тебе по закону положена, ты там прописан, живешь».

Игорь молча ел, не чувствуя вкуса. Голова все еще болела, хотя уже не так сильно. Слова матери доносились как сквозь вату.

«И адвоката хорошего найдем. У Вероники Ильиничны сын вроде юристом работает, вот и…» «Мама!» — прервал он ее поток слов. «Ты считаешь, я правильно поступил?» Ударив Анну.

Валентина Петровна замерла с поднятой вилкой, затем медленно отложила ее в сторону. «А ты как думаешь?» — спросила она, внимательно глядя на сына. Игорь опустил глаза, «Я не знаю.

Мне казалось, что я защищаю свою гордость, свое право быть главой семьи. А теперь мне кажется, что я просто… сломал все. Разрушил.

Мать поджала губы. Ну, если ты собираешься себя жалеть и во всем себя винить, то я не знаю, чем тебе помочь». «Я не ищу оправданий, мам», — тихо сказал Игорь.

«Я просто пытаюсь понять, как дошел до этого. И почему ты считаешь, что я имел право так поступить?» Валентина Петровна откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди, потому что мужчина должен быть главным. Иначе над ним смеются, его не уважают.

«Твой отец всегда держал меня в строгости, и это было правильно». Игорь вдруг вспомнил, как в детстве прятался в шкафу, слыша крики отца и плач матери. Как отец замахивался на мать, а она съеживалась, закрывая голову руками.

Как мать потом объясняла синяки случайными ушибами, а его, маленького Игоря, убеждала, что папа просто строгий и по-своему заботится. Он медленно поднял глаза и встретился взглядом с матерью. «Это было насилие, мам.

То, что делал отец с тобой. И то, что сделал я с Анной. Это не строгость и не забота.

Это насилие». Лицо Валентины Петровны исказилось от гнева. «Ну конечно.

Она тебя уже обработала, это твоя образованная. Все вы сейчас умные, начитались про токсичные отношения, насмотрелись фильмов. А о семье кто думать будет? О традициях?» Игорь покачал головой.

«Какие традиции, мам? Бить женщин? Унижать их? Контролировать каждый шаг? А ты знаешь, какие мужики бывают?» Валентина Петровна повысила голос. «Вон, у нас в подъезде Зинка, муж с получки все пропивал, сынка, и побить мог». «Вот это я понимаю, подонок.

А твой отец нас обеспечивал, копейки на сторону не тратил». Строгий был, да, но справедливый. Игорь смотрел на мать и видел женщину, прожившую жизнь в страхе, убедившую себя, что насилие – это норма, лишь бы не считать себя жертвой.

«Я ошибся, мам», – тихо сказал он. «Я не буду судиться с Анной за квартиру или что-то еще. Я заслужил все, что случилось».

Валентина Петровна резко встала из-за стола. «Значит, так? Предаешь мать ради этой?» «Этой? Я никого не предаю», – устало ответил Игорь. «Просто признаю правду.

Я ударил свою жену. Мне нет оправдания». Он медленно поднялся и пошел в комнату, которая ждала его нетронутой все эти годы, с теми же плакатами на стенах, тем же выцветшим покрывалом на кровати…