Будешь меньше выпендриваться со своей зарплатой. Когда жена стала зарабатывать больше мужа, он поднял на нее руку. Но забыл, чем жена в детстве занималась

Когда за полицейской закрылась дверь, Анна осталась наедине с оглушительной тишиной. Она медленно прошла в прихожую, где все еще валялись осколки хрустальной вазы вперемешку с вещами из сумки. Серебристый блеск банковской карты среди этого хаоса казался насмешкой.

Карта, ставшая причиной всего произошедшего, лежала нетронутой, словно наблюдая за трагедией, развернувшейся вокруг нее. Анна подняла карту, механически засунула в карман и принялась медленно, методично собирать разбросанные вещи. Каждое движение отдавалось болью в ушибленном плече, но физические ощущения были почти благословением, они отвлекали от мыслей, которые, она знала, еще нахлынут и поглотят ее.

Звонок телефона заставил ее вздрогнуть. «Анна?» Голос Степана звучал встревоженно. «Как ты?» «Нормально».

Она не узнала свой голос, хриплый, безжизненный. «Полиция уехала. Игоря увезли.

Я подал заявление на ограничительный приказ. Даже если его отпустят из больницы, он не сможет к тебе приблизиться. Завтра встретимся в суде, оформим все официально».

«Хорошо. Анна, ты уверена, что не хочешь поехать к подруге?» Анна сгребла осколки вазы в пакет и отнесла на помойку. Хрустальное чудовище, подаренное свекровью для пущей красоты, всегда казалось Анне уродливым, слишком массивным, слишком вычурным.

Теперь, выбрасывая последние его фрагменты, она испытала странное чувство, словно избавлялась от части прошлой жизни. В квартире больше не осталось следов произошедшего, но Анна все еще чувствовала себя чужой среди знакомых стен. Она прошла в спальню, открыла шкаф и долго смотрела на вещи Игоря.

Его рубашки, его свитера, его джинсы. Пять лет совместной жизни, впрессованные в несколько полок. Завтра, — решила она.

— Завтра подумаю, что с этим делать. Горячий душ немного смыл напряжение. Стоя под струями воды, Анна впервые за вечер заплакала, беззвучно, жав зубы, позволяя слезам смешиваться с водой.

Она оплакивала не Игоря и даже не их брак, она оплакивала иллюзии, которыми жила все эти годы. Иллюзии о любви, преодолевающей любые трудности, о партнерстве, основанном на взаимном уважении, о совместном будущем. Все это разлетелось в дребезги, не сегодня, нет.

Гораздо раньше, просто она отказывалась это признавать. Больничная палата, куда привезли Игоря после обследования, была маленькой и безликой. Две койки, тумбочки, окно с жалюзи.

На соседней кровати похрапывал пожилой мужчина, подключенный к капельнице. Игорь пришел в себя еще в приемном отделении. Голова раскалывалась, на лбу красовались швы, а рядом с кроватью стоял хмурый полицейский.

Жена на вас заявление написала, сообщил он без предисловий. Как только врачи дадут добро, поедете в отделение для оформления. События прошлого вечера возвращались к Игорю фрагментами, пивной бар, где он усугубил уже начатое у матери, возвращение домой, ожидание Анны, ссора.

А потом боль, темнота и пустота. Она меня ударила, пробормотал Игорь, морщась от головной боли. Эта сука ударила меня вазой.

Полицейский посмотрел на него с холодным презрением, после того как вы разбили ей лицо. Классика жанра. И как обычно, виновата женщина, да? Игорь хотел возразить, но осекся.

Воспоминания становились все четче, и среди них было то, что он предпочел бы забыть, испуганные глаза Анны, ее съежившаяся фигура, его собственная рука, взлетающая для удара. Что я наделал? Мелькнула мысль, но тут же была вытеснена возмущением. Нет, все правильно.

Она заслужила. Возомнила себя главной, унизила его перед всеми. Это Анна виновата.

И мать права, таких женщин нужно ставить на место. Могу я позвонить? Спросил он полицейского. Телефон в коридоре, у дежурной сестры.

Только без фокусов, я сопровождаю. Игорь с трудом поднялся с кровати. В висках стучало, к горлу подкатывала тошнота, но он упрямо направился к выходу.

Валентина Петровна сняла трубку после первого гудка, словно ждала звонка. Игорек? Что случилось? Почему ты не отвечаешь на звонки? Даже сквозь пульсирующую боль Игорь отметил отсутствие удивления в голосе матери. Она не спросила, где он и почему звонит с незнакомого номера.

Словно ждала неприятностей. Мам, его голос сорвался. Я в больнице…