Батько проміняв маму на похабну дівку з якою зраджував їй все життя. А поживши з нею, зрозумів свою помилку, та почувши відповідь мами ПОСИНІВ миттєво…

После дембеля остается служить сверхсрочником. Все, и Вовка для нас отрезанный ломоть. Лидочка собралась замуж за своего курсантика, а он на следующий год заканчивает училище и укатит наша Лида со своим мужем.

И останемся мы с тобой одни, Павел. — Ты, мать, давай, нюни не распускай. А ты как думала? Мы детей вырастили не для себя, у них у каждого своя жизнь.

— Я понимаю, я думала, что кто-то рядом с нами будет жить, внуки. Шура прервала свою речь и ужаснулась от мысли, что скоро она останется один на один с Павлом, а точнее одна. И то, что она позвала его ради детей, а у детей теперь своя жизнь, и у Павла своя жизнь, а она, Шура, она одна.

Она еще горше заплакала. — Поплачь, — сказал Павел, — тебе не привыкать слезы лить, надоело все это. Он махнул рукой в сторону жены и вышел во двор.

Вышел и пропал до вечера следующего дня. — Павел, я похожа на дуру? — спросила Шура. — К чему это ты? — удивился Павел.

— А я и есть дура, что пытаюсь простить тебя и жить с тобою. Я же вижу, что шашни с Павлиной продолжаются, ты по-прежнему под видом командировок живешь с нею, и вчера так внезапно исчез. А что мне тут с тобою делать, смотреть, как ты слезы льешь? Ну бегаю к Павушке, но из семьи же не ухожу.

Что тебе еще надо? В интимном плане ты ни рыба, ни мясо, очередь отбываешь, а я мужик, мне ласка нужна. Шура слушала эту наглую речь мужа и диву давалась, как она до такого унижения опустилась, как она позволила так с собою поступать. С ее молчаливого согласия происходит вся эта гнусность.

— Павел, уходи к своей павлине, навсегда уходи, кончилось мое терпение, не хочу терпеть, не хочу видеть тебя, ничего кроме детей нас с тобою не связывает, дети выросли, у них своя жизнь, мне незачем терпеть твои выходки, я даже вещи тебе соберу, только уходи. — А как дом будем делить? — спросил Павел. — Так это дом моих родителей, своего ты не нажил, так и жил в чужом доме с чужой женщиной, а твое вон там с Павлой, я подам на развод.

— По закону мне положена половина дома? — По закону — да, а по совести? — Я тоже в него вкладывался. — Павел, ведь дом будет принадлежать нашим детям, будь мужиком. — Хорошо, я свою часть подпишу Вовке, и то, если он ко мне будет относиться, как положено сыну.

— Ты что, собираешься сына домом шантажировать? — Ну все, развод так развод, хватит полемики, с наступающим Новым годом, Шура, — услышала Александра по телефону. — Примите мои поздравления и пожелания, желаю всего-всего и только хорошего, свату тоже передайте мои пожелания. — Спасибо, Георгий, — грустно сказала Шура.

— Павла нет, некому пожелания передавать, к павлине ушел, разводимся мы, Лидочка ушла встречать Новый год со своим женихом. Первый раз буду одна. И я один, хотел к матушке пойти, а она сказала, что свои Новые годы она давно отпраздновала, и у нее режим.

Женя со своей семьей, а я вот. — Послушайте, Шура, а не встретить ли нам Новый год вместе? — А что, все с кем-то, а мы что, хуже других? — А приезжайте, Георгий, я всего наготовила по привычке, а угощать некого. — Я приеду, я жуть как люблю угощаться.

А на языке Георгия вертелась. Я люблю тебя, Шура. Но не по телефону же объясняться.

Сегодня, в эту новогоднюю ночь, он обязательно скажет Шуре о своих чувствах и убедит ее, что ее жизнь — это ее жизнь и больше ничья, что в Новый год никто не должен быть один, что она женщина одна на миллион, и он готов ей это доказывать всю свою оставшуюся жизнь. Конечно, трудно им придется, многие их не захотят понять, но в конце концов это их жизнь, и они вдвоем, и поэтому справятся и будут жить долго и счастливо, а если посчастливится, то умрут в один день, потому что без Шуры он больше не желает жить. Снег падал и падал, уже и Лидочка днем откидывала от дома снег, и Шура к вечеру выходила во двор, чистила дорожки, а он неугомонный продолжал идти.

Шура любила, когда под Новый год землю укрывала пушистая покрывала снега, ей казалось, что природа отмерила какой-то только ей известный цикл, и вот Новый год начинается с чистого листа, оставляя все плохое позади, а впереди только хорошее, только хорошее. Сегодня Александра так не думала, сегодня она была уверена, что ее хорошее позади в воспоминаниях, а сейчас ее знобило, и не от того, что в доме было не натоплено и холодно, а от одиночества. Впервые Шура в этот предновогодний вечер одна, совсем одна.

Была большая семья, а сейчас? Откуда-то до нее доносились звуки музыки и хлопки петард, а в ее доме тишина. Ей даже не хотелось включать телевизор, он ей тоже напомнит о встрече Нового года с ее семьей, которая у нее была совсем недавно, а теперь? Наташа и Лидочка любили громко включать музыку, а Шура возмущалась и просила убавить звук, хотя бы немного. Павел смеялся и говорил, да пусть орет их музыка, Шуренок, праздник ведь.

Вспомни, когда мы были молоды, нам тоже хотелось погромче. Вовка накануне праздника выпрашивал у отца деньги на петарды, а потом, 31 декабря, весь день до 12 ночи, стрелял ими во дворе. Телефон постоянно трезвонил, сыпались поздравления с наступающим Новым годом.

Шура готовила, и по дому разносились такие ароматы, что каждый заглядывал на кухню и пытался стащить какую-нибудь вкусняшку. Павел ходил чистить снег, возвращался румяный, улыбающийся, обнимал сзади Шуру, суетящуюся у плиты, и от него пахло морозом и чем-то да более родным. Счастье, это было счастье, а теперь одиночество, от холода которого Шура куталась в шаль.

Шура смотрела в окно, на белое покрывало снега. Теперь оно не казалось ей чистым листом, с которого начинается только хорошее. Это саван, белый саван, который укрывает дом Шуры вместе с нею.

Оттого так холодно, такая тишина, словно в могиле. Она даже не сразу поняла, что звонит телефон. Его звон вырвал Шуру из погружения в саван.

Она очнулась и поспешила на звонок. В уме пронеслось, Наташа с Денисом звонят, или Вовка. «С наступающим Новым годом, Шура!», — услышала она голос Георгия.

Шуре пришлось сказать Георгию о ее разводе с Павлом и о том, как она одинока, как никогда одинока. Это особенно чувствуется в празднике. Будни погружают в суету, а когда праздники, когда человек в этот день с самыми родными и близкими, а рядом с Шурой никого.

«Я люблю угощаться», — сказал Георгий и предложил Шуре встречать Новый год вместе, а она обрадовалась. С этим человеком ей всегда легко, и то, что казалось неразрешимым, безысходным, оказывалось простым. Георгий говорил ей, «Шура, все очень просто, только на это простое решение не просто решиться, а когда решишься, только тогда понимаешь, сколько силы растрачено в пустую».

Эти слова Георгия заставили трезво взглянуть на ее отношение с Павлом, и она решилась на развод. «Когда он придет, скажу ему спасибо», — подумала Шура. «Спасибо за то, что вернул меня к самоуважению, за то, что поддерживал меня».

«Шура, еще раз привет!» Георгий вручил ей розы, припорошенные снегом, шампанское, торт. «А это тебе от моей матушки», — сказал Георгий, и подал Шуре небольшой пакет, на котором красовались еловые шишки и снегири. Шура достала из пакета яркие вязанные варежки и носки.

«Какая прелесть!» — воскликнула она. «Я обязательно отблагодарю Елизавету Ивановну встречным подарком». «Матушка так старалась, чтобы успеть связать их к сегодняшнему дню», — сказал Георгий.

«Очень моя матушка уважает тебя, Шурочка». «Шурочка!» — он так сказал ей, и так тепло от того, как он произнес ее имя. Никто ее так не называет, и от подарка Елизаветы Ивановны тепло, и от роз, на которых таяли снежинки.

Шура сбросила шаль, в которую куталась. Оказывается, чтобы согреться, нужна не шаль, а внимание и доброта. «Спасибо, Гоша», — улыбаясь, сказала она, — «скоро куранты пробьют двенадцать.

Пойдем к столу. Ты загадал желание?» — шутила Шура. — Говорят, под Новый год они сбываются.

«Загадал», — смеялся Георгий, — «пусть только попробует не сбыться», — шутил он. «Я такой настойчивый, заставлю его сбыться». «А я еще пока не загадала.

Не знаю, чего желать», — растерялась. «Шура, я подскажу тебе твое желание. Загадай выйти замуж за меня, потому что я загадал жениться на тебе».

Шура еще не успела сесть за стол и стояла перед Георгием как вкопанная и онемевшая от такого поворота событий. Георгий открыл шампанское, пробка выстрелила и раздал с собой курантов. «С Новым годом, любимая! Ты теперь в разводе, и поэтому имею право сказать тебе, Шурочка, я люблю тебя и хочу всю оставшуюся жизнь прожить только с тобою».

Шура отпила шампанское из бокала, но по-прежнему молчала. Никто и никогда не говорил ей, что любит ее. От слов Георгия у нее щекотало в горле и покалывало в носу.

Слезы подступали к глазам и были готовы выплеснуться. Георгий подошел к Шуре, обнял ее и, не давая шансов слезам, стал целовать ее глаза, губы, а потом прижал ее к себе крепко-крепко и сказал, «Никому тебя не отдам и ни одной слезинки не дам упасть с твоих глаз, любимая!» «Любимая» — самое важное слово для женщины, а для Шуры тем более оно важно, ведь она так долго была нелюбимой. Неизвестно, сколько бы они еще стояли, обнявшись, но зазвонил телефон.

«С Новым Годом, мамочка!», — услышала Шура голос Наташи. «Здоровья тебе, мамуля, счастья, я люблю тебя!» «С Новым Годом, Александра Петровна!», — кричал в трубку телефона Денис, — «С новым счастьем!» По всей видимости, Денис выхватил трубку телефона у Наташи и после пожеланий тещи спросил. «Александра Петровна, вы не в курсе, что там у моих? Я папе звоню-звоню, а он не подходит к телефону, волнуюсь!» «А твой папа здесь, мы Новый Год вместе встретили», — передаю ему трубку.

«Папуль, с Новым Годом, с новым счастьем, а ты как оказался у мамы Наташи?» «С новым счастьем, ты угадал, сынок, к Шуре я пришел, поскольку Новый Год хотел встречать только с нею!» «Это как?», — услышал Георгий, удивленный голос Дениса. «Вот так», — ответил отец. «Пап, это то, о чем я сейчас подумал?» «Не знаю, о чем ты там подумал!» «Ну то, что мама Наташи и ты, вы вместе?» «Я уверен, что будем вместе, поскольку собираюсь сегодня, первого января, сделать Шуре предложение руки и сердца!» «Конечно, рука уже не так сильна, и сердце иногда подводит, пошаливает, но я люблю Шуру и не отступлюсь от нее!» «Пап, это как-то… Я с Наташей, и вдруг ты с Александрой Петровной!» «Знаешь что, дорогой мой сынок, яйца курицу не учат, потому твои доводы нам с Шурой не интересны.

Живите с Наташей свою жизнь, а мы с Шурой будем жить свою. И не дай бог, вы по этому поводу будете Шуре трепать нервы! Только попробуйте, будете иметь дело со мной!» «Ну, пап, чего ты сразу нападаешь?» — сказал Денис. «Я же просто сказал!» «Не просто, не сложно, ничего не надо нам с Шурой говорить.

Мы наперекор всему и всем собираемся быть счастливыми. И тебя с Новым годом, сынок! Пока!» Отчеканил Георгий и положил трубку телефона на рычаг. Шура смотрела на Георгия и улыбалась.

«А я такой!» — засмеялся Георгий. «Никому не дам тебя в обиду!» Шура присела на диван, схватившись за живот, стала хохотать. «Чего ты смеешься, Шура?» — присел рядом с нею Георгий и тоже стал хохотать.

«Ты чего смеешься?» Наконец Шура успокоилась и, глядя в глаза Георгия, сказала. «Я только сейчас поняла, как я тебя люблю!» «Боже! Как я тебя люблю!» — хлопнула калитка. Шура никого не ждала.

Георгий вернется с работы только через два часа. Лидочка после последней пары пойдет с подругами в кинотеатр. Кто бы это мог быть? Она выглянула в окно.

Павел шел по расчищенной от снега дорожке и, увидев Шуру в окне, улыбнулся, помахал ей рукой. Шура не подала никаких знаков приветствия. Она отошла от окна и присела на стул.

«Что ему надо?» — думала она. Сердце ее тревожно щемило и в висках стучало. Она пыталась себя одернуть и не нервничать, но ничего не получалось.

С тех пор, как они развелись, прошло не больше месяца, и вроде бы все точки расставлены, и все свои вещи он забрал. Зачем он здесь? «Привет, Шуренок!» — как ни в чем не бывало, поздоровался ее бывший муж. Как будто он, как и прежде, живет тут и вот заскочил на обед.

«Да вот, мимо проезжал. Дай, думаю, заеду. Может, Лидочка дома?» — надо было сначала позвонить, а не валиться, как снег на голову.

«Да че ты, Шуренок, мы с тобою не чужие люди, можно и без звонка. — Мы чужие, Павел. У нас дети общие, они нас до конца наших дней связывают!» Он подошел к Шуре, сидящей на стуле, и присел перед ней на корточке.

«Или ты забыла об этом?» Он попытался обнять ее колени, но Шура, глядя на него в упор, прошептала. «Убери руки, а то так двину, что не встанешь!» По всей видимости, Павел такого не ожидал. Он отошел от Шуры и, искосо глядя на нее, сказал.

«Не сердись, Шуренок, я по привычке. Не могу представить, что ты мне уже не жена. Ну, ты хотя бы накормишь, по старой памяти.

А тебе что тут, столовая? Иди кормись, где живешь!» Такую Шуру Павел не знал. «Или ты думаешь, что по старой памяти ты, когда тебе вздумается, тогда и будешь сюда приходить? Не будешь, тебе тут не рады. Не мешай мне жить.

С Лидочкой созванивайся и встречайся на нейтральной территории!» «Ты что, Шур, ты что такая злая? Я же пришел по-хорошему. Я думал, что ты меня покормишь, мы с тобою поговорим. Я с тобой уже наговорилась.

Давно все обговорено, потому мне непонятны твои поползновения. Или ты говоришь, зачем ты пришел, или убирайся из моего дома!» Она смотрела на уставшее небритое лицо Павла, на вытянутый несвежий свитер, который был на нем, и не проснулось в ней то чувство жалости к нему, как тогда, когда она попросила его остаться. Сегодня он для нее чужой человек, который ворвался к ней в дом и непонятно чего хочет.

«Шур, ты меня прости!» начал Павел. «Наломал я дров, сам не рад. А ты знаешь, я рада, что ты продолжил свои гульки с Павлиной, рада, что мы расстались.

Ты не представляешь, как мне легко без тебя. А насчет прощения, я тебя однажды простила, пыталась простить, но ты не оценил этого. Ты, наверное, думал, что мне достаточно было того, что ты якобы остался в семье, и ты, когда у тебя засвербит в одном месте, сможешь бегать к своей Павушке, а я на это буду закрывать глаза? Ты столько лет прожил со мною и не знал меня, да ты и не пытался узнать.

Тебя устраивал быть со мною, а за любовью ты бегал к уме. Сейчас тебе не надо к ней бегать, живи с нею. Зачем тебе мое прощение? Шура, мне плохо без тебя, без Лидочки, мне плохо, и потому я должна тебя простить и… Давай начнем сначала.

Вот посмотришь, каким я буду, ты не пожалеешь. Уже начинали сначала. Я простила один раз, и то об этом пожалела.

Такой ошибки я не повторю. Я Вовке звонил, просил его помочь мне к вам вернуться, он обещал приехать. Вот это напрасно.

Я рада буду приезду Вовке, но даже он не заставит меня вернуть тебя. Я скоро замуж выхожу. Ты хочешь меня отпугнуть этим? Усмехнулся Павел.

Шура, ну это уже смешно. За кого? Уже хохотал Павел. За рыжего кобеля? Ну ты меня насмешила.

Нет, не за кобеля, как ты выразился. За мужчину, который меня любит и которого люблю я. Шур, ну это даже не смешно. Столько вокруг молодых и красивых, и вдруг тебя любят.

Сама себе придумала эту сказку? Знаешь, что я тебе скажу? Ты давай не глупи, и пока я тебе предлагаю снова соединиться и жить вместе, ты соглашайся, я дважды не прошу. Пошел вон, тихо сказала Шура, пошел вон из моего дома и из моей жизни. Такою дерзкой ты мне больше нравишься.

Павел подошел к Шуре и обнял ее. Шура пыталась оттолкнуть его, но ей было не по силам. Шура отталкивала его, царапала, а он крепче прижимал ее к себе.

Ух ты, потешался Павел, ты прямо дикая кошка, ты меня заводишь. А ну отойди от нее, услышал Павел за спиною. От шума и возни с Шурой он не услышал, как в дом вошел Георгий.

Не надо влазить в отношения супругов, сват, пусть даже бывших, спокойно сказал Павел и продолжал держать Шуру в своих объятиях. Муж и жена, одна сатана. Георгий схватил Павла за шкварник и отшвырнул его от Шуры.

Вот так-то лучше сатана, сказал он. Еще раз увижу тебя здесь, не обижайся. К Шуре близко не подходи, профукал ты эту женщину, тебе лучше забыть ее.

А ты что, в заступнике нанялся? В мужья нанялся, Шура моя жена. Во комедию тут ломают, усмехнулся Павел. Да кому она нужна? До двадцати пяти лет в девках ходила, ее даже никто не хотел…