…Батько проміняв маму на похабну дівку з якою зраджував їй все життя. А поживши з нею, зрозумів свою помилку, та почувши відповідь мами ПОСИНІВ миттєво…

Вот этого Шура не хотела, поэтому стала избегать людей. Увидит, что кто-то знакомый идет навстречу, переходит на другую сторону улицы. Не хочется, чтобы люди копались в ее грязном белье.

У самой, можно сказать, жизнь прожита в нелюбви. Да чего уж, прожито, больно, а за детей душа болит больше, чем за себя. Вовка через семь месяцев из армии вернется, и перед сыном ей держать ответ за поступок отца.

Вовка любит его, и папа для него это самый первый человек, даже Шура на втором плане, а она была только рада такой дружбе и любви между сыном и отцом. Все так сложно, Павел скрылся, Александра не знает даже, где он сейчас живет, а все это разгребать приходится ей, Шуре. Он строит свою личную жизнь в 52 года, а она закончила свою личную жизнь в 49 лет.

Еще и дети разбегутся, и будет она колотиться в своем одиночестве. — Мама, там дядя Слава к тебе пришел, — сказала Лидочка. Во дворе на скамейке сидит.

— Ну, а что в дом не заходит, — удивилась Шура. — Говорит, чтобы ты вышла к нему. — Привет, Слав, — сказала Шура и отвернулась.

Больно непривычно было видеть плачущего мужчину. — Привет, — ответил Вячеслав, утирая слезы. — Как жить будем, Шура? — Шура молчала.

Она не готова была к тому, что ей придется выслушивать и утешать Вячеслава. — Что они с нами сделали, — продолжал Славка. — Ты знала, что все то время, что они жили с нами, они нас не любили? И, не дожидаясь ответа, он продолжил.

Вот я, например, вообще ничего не знал. Мне это все, как обухом топора по голове. Славка был выпивший и почему-то вырядился в парадный костюм и галстук.

— Я не знала, — ответила Шура, — ничего не знала и не подозревала. А я подозревал павлину в изменах. Да только не знал, с кем она развлекается.

Семью не хотел рушить. Дочка у нас, да и люблю я эту тварь. Весь этот стриптиз души Александре был ни к чему.

Ей своих переживаний хватает. А тут еще, оказывается, надо с мужем разлучницы все это обсудить и перемолоть. — Слав, что об этом говорить? — А ты подожди, не отнекивайся от меня.

Ты что, готова вот так просто уступить Павла другой женщине? Надо бороться, нельзя сдаваться. А если мы объединимся, возможно, и вернем их в семьи. Возраст у нас с тобой, Шуренок, не тот, чтобы свою жизнь заново начинать.

Не буду я его, Слав, возвращать. Перетерплю всю эту мерзость, но возвращать не стану. — Гордая ты больно, Шурка, вот всю жизнь ты вот такая гордячка.

Может, поэтому твой Павел и позарился на мою бесшабашную Павлу? А я не хочу ее уступать другому мужику. И Славка опять заплакал. Шура не знала, что ему еще говорить, поэтому сказала.

— Слав, иди домой, тебе надо отдохнуть. — На том свете отдохну, — ерепенился Славка. — Я пришел с тобой дело говорить, а ты меня домой отсылаешь.

Я тебе вот еще что хочу сказать. Может, ты еще не в курсе? И Славка зарыдал навзрыд. Шуре он изрядно поднадоел, и его пьяные слезы раздражали ее, и она не знала, как отвязаться от назойливого гостя.

— Моя дочка, Танюшка, оказывается, не моя дочка, а твоего Павла. Эта стерва призналась мне, когда уходила. У Шуры прямо ноги подкосились, и она присела на скамейку рядом с Вячеславом.

— Но Танюшку я им не отдам, — уже кричал Славка. — Она моя дочка и точка. Вот им! И он скрутил фигу и сунул ее под нос Шуры.

Шура разозлилась и ударила его по руке. Но Славка был на своей волне обиженного мужа и продолжал орать. — Эта сука нашей девочке рассказала, кто ее настоящий отец.

Бедная Танюшка обняла меня и плакала. Ты мой папа, ты и больше никто, — так мне сказала моя дочь. И не пошла жить с этими тварями, со мною осталось жить.

Слава Богу, Тане шестнадцать лет, и она вправе решать, где и с кем ей жить. Александра была в шоке от такой новости. Оказывается, Павла и Павлину связывает не только постель, а их совместная дочь.

Боже, еще и это надо пережить. Слав, тебе нужно завязывать с алкоголем, а то Танюшка к матери уйдет. Подумай, каково сейчас девочке.

Мать предала семью и ушла с другим мужчиной, да еще узнала, что не ты ее отец, да еще и тебя постоянно видеть пьяным. Остепенись, Вячеслав, а то добром это не кончится. У девочки еще подростковый возраст, все, что на нее навалилось, это для нее слишком.

Во-во, поперла из тебя учительница, поздно меня учить, Шуренок. А знаешь что, а давай-ка мы тоже с тобой роман замутим на зло этим гадам, а может, нам с тобой понравится, и у нас с тобой тоже что-нибудь получится. Славка придвинулся к Шуре и обнял ее.

Ты что, совсем свои мозги пропил, оттолкнула его Александра. А я-то думаю, что это ты вырядился как жених, а оно, вон оно что, решил от своей женушки не отставать. На зло им как замутим, так они, может, одумаются и прибегут, побояться, что мы с тобой тоже можем быть счастливыми.

Вот что ты сейчас несешь, я что, похожа на такую, с которой можно замутить? Жаль, вздохнул раздосадованный Славка. Никакой в тебе изюминки, Шурка, и никакой с тобой авантюры не состряпаешь, а как бы все получилось здорово, а не там, а мы с тобой. Все, хватит с меня, разозлилась Шура, иди домой и подумай, что за бред ты сейчас нес, и больше никогда ко мне с такими предложениями не подкатывай.

А ты знаешь, где они сейчас проживают и милуются? спросила Славка. Не знаю и знать не хочу, строго ответила Шура. В квартире Павлины, бабка ее два года как умерла и оставила ей эту квартиру.

Вот они там голубки и любятся. Улица Чкалова, дом 6, дробь 2, квартира 24. Запомни на всякий случай, вдруг понадобится, а может в гости к ним захочешь пожаловать.

Усмехнулся Славка, встал со скамьи и пошел на выход со двора. Выходя из калитки, он обернулся и сказал, а я бы не против жить с тобою, Шура. А я против, ответила Шура и закрыла за гостем калитку.

Мама, я все слышала, сказала Наташа. Подслушивала вас с дядей Славой. Знаю, что это как минимум некрасиво, но когда развешивала белье, то услышала, что папа живет с моею крестной.

Вот тут я решила все до конца услышать. Да и зачем от нас все это скрывать? Все равно рано или поздно мы бы с Лидой и с Володей обо всем бы узнали. Так лучше раньше, чтобы не было так, как у тебя.

Ты столько лет прожила с отцом и не знала, что все это время он с тетей Павлой трется. Наташа, что за выражение «трется»? Он же все же ваш отец. Вот такой как есть, другого нет.

Жаль, что нельзя поменять отца. Вот как он взял, да и поменял жену. Доченька, ну что ты такое говоришь? Я так думаю, мам.

Нам с Лидочкой тоже больно, как и тебе. Он ушел, и как будто нас нет. Даже не удосужился нам с Лидой объяснить свой уход.

Испарился и все. Оказывается, Танюшка — наша сестра. Во, папа накосячил! Прямо какая-то Санта-Барбара.

Адресок я его записала. Мы с Лидой навестим его на досуге. Посмотрим, как там молодые живут.

И послушаем, что нам папочка расскажет. А то уши прижал, как нашкодивший кот. Нет.

И ни ответа, ни привета. Наташа, вы с Лидочкой взрослые девушки. Надеюсь, что не наделаете глупостей.

По части глупости — это наш папуля-мастер. Наверное, мы с Лидой не в него. А как Володя воспримет эту информацию о кобелизме папы — увидим.

Может, папа перетащит его на свою сторону. Для Вовки папа всегда был и есть на первом месте. Наташа, если пойдете с Лидой к отцу, не говорите, что за бред тут нес дядя Слава.

Он от отчаяния мне делал эти недостойные предложения. Да и к тому же выпивший был. Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, заметила Наташа.

Не волнуйся, мама, эту тему мы опустим. Но то, что Танюшка — наша сестра, я не промолчу. Пусть знает, что мы в курсе его косяков.

Пусть нам с Лидочкой за все ответит. Павлу непривычно было постоянно видеть свою любимую. Ему казалось, что он в раю.

Его павлина стала по-настоящему его и ничья больше. Он мог, не таясь, как прежде, целовать и обнимать ее. Он мог часами, не в спешке, как когда-то, говорить с нею.

Обычно павлина спешила к Славке, к дочери, к их дочери, и на разговоры времени почти не оставалось. Но во всем этом счастье была ложка дегтя. Павел скучал по дочерям.

По отношению к ним он чувствовал себя предателем. Двоякое чувство его терзало. Он хотел видеть Лидочку и Наташу, и в то же время боялся встретиться с ними.

Он убегал от Шуры, и тогда он не думал, что дочери и сын — это часть его жены Александры, и они будут на стороне брошенной матери. А теперь, чем дальше он отодвигает встречу со своими девочками, тем больше он трусит перед ними. Вот Танюшка, тоже его дочь, дочь от любимой женщины, а по ней у Павла душа не болит.

Вот почему так. Может, потому что Таня не считает его своим отцом, а считает отцом Славку? Выходит, правду говорят, что отец не тот, кто родил, а кто вырастил. В дверь позвонили.

«Наверное, Танюшка пришла», — сказала радостная Павла и распахнула входную дверь. «Здравствуйте», — почти одновременно сказали Лида и Наташа. «Здравствуйте», — растерянно ответила Павлина, пропуская девушек в квартиру.

«Отец дома?», — спросила Наташа. «Теперь его дом здесь?» «Дома. Да вы проходите, девочки!», — неестественно радостно встречала гостей Павла.

«А мы ужинать собрались. Думали, Танюшка пришла?» В прихожую вышел Павел и не дал договорить Павлине столь неестественно радостную речь, которая со стороны звучала жуть как фальшиво. «Я дома.

Здравствуйте, мои хорошие! Да вы проходите!», — и отец кинулся обнимать дочерей. «Вот этого не надо!», — строго сказала Наташа и отодвинула отца в сторону. Лидочка стояла как вкопанная.

Она и не обнимала папу, но и не отталкивала его. Она вообще не знала, как себя вести. «Мы пришли расставить точки в незаконченном романе!», — усмехнулась Наташа, присаживаясь на диван в гостиной.

Лидочка села рядом с сестрой и взяла ее за руку. Наташа пожимала дрожащую холодную руку сестры, как бы говоря. «Не бойся, я с тобою.

Я твоя сестра, и я рядом с тобою». «Я скучаю», — сказал Павел, и в его глазах светились огоньки надежды, что дочери его поймут и простят. «Как мило!», — ответила Наташа.

«Мы подозревали, что наш папуля скучает без нас, поэтому решили наведаться к нему. Сам папа забыл дорогу к дочерям. Так радостно побежал к своей шалаве, что забыл о своих дочурках.

Забыл, что их тоже надо предупредить о том, что любовницы бывают дороже жены и детей. А мы не гордые. Сами пришли поздравить папочку и мою крестную.

А наша сестра Танюшка придет? Вот было бы здорово собраться здесь всей такой большой, такой дружной семьей. Может, папа, у тебя еще в каком-нибудь закоулке дети имеются? Не удивлюсь, если обнаружится сей факт». «Замолчи», — строго сказал отец.

«Вы пришли в дом к павлине и оскорбляете ее. Услышав такое, я думаю, что ваша мать была бы в шоке. Мы бы не пришли сюда, если бы ты, папа, смог там, дома, объяснить нам свой поступок.

Мы бы там все по-семейному обсудили и там бы поставили все точки. И это было бы гарантией, что мы бы сюда точно не явились. Но ты, папа, не думал головой, ты думал другой частью тела.

Поэтому слушай, и пусть твоя любимая слушает». Лидочка плакала и не отпускала руку сестры. «Не надо», — тихо прошептала Лида.

«Наташа, пойдем домой, не надо». «Скажите спасибо Лидочке, что мы так скоро уходим». «А вам счастье, молодые, и жизнь не такой, — зло сказала Наташа, — чтобы била ключом и била по голове.

Вы убегали бы от такой жизни, а она вас догоняла и снова била. А я замуж выхожу, папочка. Так вот, чтобы тебя с твоими поздравлениями и близко не было, не порть мне праздник.

Мы хотим, чтобы ты вообще забыла о нашем существовании. Живи с этой шалавой, и у тебя есть Таня, если, конечно, она тебя признает отцом. Ненавижу!» Наташа резко встала и повела Лидочку к выходу.

«Лидочка, — позвал отец, — ты тоже меня ненавидишь!» В его глазах читалась надежда. «Пойдем, Лида, хватит в любви объясняться!» Дернула сестру за руку Наташа. «Подождите, — сказал Павел и преградил дорогу дочерям.

— Пусть Лида сама за себя ответит!» Лида смотрела на отца с болью и осуждением. Ей не хотелось отвечать ни на какие вопросы. Ей было больно, и она хотела домой.

«Ну, ответь ему, и пойдем домой. Нет сил больше их видеть!» «Папа, я люблю тебя, но от этого еще больнее, — ответила Лида. — Лучше бы я тебя ненавидела!» Они ушли, и он услышал упреки павлины.

«Вот это воспитание! Вот это учительница! Вот каким учителям мы своих детей доверяем! Если у учителей такие дети, то что говорить о том, как они воспитывают своих учеников? Павушка, хоть ты не ковыряйся в моей ране, и так больно, еще и ты поддаешь огня!» Слово за слово, и они поссорились. Впервые за все время, которое они друг друга знают, поссорились, и от этого у Павла было скверно на душе. Он вдруг себя почувствовал здесь гостем и не знал, как себя вести.

Там, с Шурой, когда они вздорили, Павел шел во двор и что-то там мастерил. В частном доме всегда найдется работа, и Павел ее находил, а когда он возвращался в дом, то шел мыться. Шура накрывала стол, и вся семья садилась ужинать, и все как-то сглаживалось, и как будто они и не ссорились.

Не было у Шуры такой моды губы дуть. А тут квартира, замкнутое пространство, и Павушка обиженно надула губы. Павел лез к ней с поцелуями и объятиями, а она отталкивала его.

Через неделю после визита дочерей Павел явился в свою бывшую семью. Никто его не ждал и не встречал, как прежде. Наташа просто посмотрела на него и ушла к себе в комнату.

Шура ответила на приветствие и, не обращая внимания, продолжала готовить ужин. Только Лидочка обняла отца и спросила. — Папа, ты зачем пришел? Если тебе что-то нужно, то я все твои вещи и инструменты сложила в одном месте.

Пойдем покажу. — Не надо, присаживаясь на стул, — сказал Павел и обратился к Шуре. — Шура, я вот вам деньги принес.

Ты можешь не подавать на алименты. Пока девочки учатся, я и так буду деньги приносить. Шура молчала.

Для нее это даже лучше. Не надо бегать по судам и выпрашивать деньги, пусть и законным путем. Павел положил на край стола деньги и сказал.

— Наташа мне сказала, что замуж собирается. Я на свадьбу тоже дам деньги, хотя Наташа запретила мне приходить на бракосочетание. Она не желает меня видеть, но все равно она моя дочь.

Наташу еще не засватали, сватовство состоится через месяц, — сказала Александра. — Вот как получилось, Павел, дочек замуж пора отдавать, а их отец сам женится. Стыдоба какая.

Я не знаю, как я перед родителями жениха буду моргать, когда они об отце Наташи спросят. — Никто о нем тебя не спросит, мама, — сказала Наташа, выходя из своей комнаты. — Я Сашу предупредила о том, что отец ушел от нас, поэтому не будет неудобных вопросов.

Павлу хотелось, как и прежде, сесть за стол вместе с дочерьми и Шурой, ужинать, обсуждать их семейные дела. Не думал он, что будет скучать вот по этой житейской обыденности. Однако скучает, и он медлил с уходом.

— Шура, а Вовка не знает обо мне? — спросил Павел. — Незачем ему это знать. Придет с армии, вот и узнает.

Не вздумай его оповестить такой радостной вестью. — Нет, конечно, — ответил Павел. — Я сам хотел вас об этом попросить.

Не надо ему пока знать об этом. Павлу больше нечего было сказать, ему нужно было встать и уйти. Но он сидел, уставившись на узор клеенки стола, и не находил в себе силы уйти.

Ему некуда идти. Павушка уже неделю дуется, не разговаривает с ним и не идет на примирение. Он к такому не привык, и вот уже неделю он чувствует себя там чужим.

— Будешь с нами ужинать, — предложила Шура, расставляя тарелки на стол. — Я бы поел вместе с вами, — ответил Павел. Ему хотелось вкусной домашней еды.

Павла за неделю своих обид ни разу ничего не приготовила, и он, как вор, чего-то находил в холодильнике и сидел один за столом и ел. Ел в таком напряжении, что аж кусок в горле застревал. Шура видела, что у Павла не все гладко складывается с Павлиной.

Иначе бы он тут не рассиживался, а бежал бы под бочок к своей любимой. Но она не будет его о чем-то расспрашивать. Ни воспитание, ни гордость ей этого не позволят.

Но Павла ей жалко. — Вот такие мы, женщины, жалко нам, — думала Александра. Они нас не жалеют, бегут, куда глаза глядят по зову своей плоти, и не думают ни о женах, ни о детях, и никого им не жаль.

А мне жалко его, ведь столько лет вместе прожито, трое взрослых детей у нас. Невозможно все это одним махом вычеркнуть. Даже Наташа вышла к столу и больше не задевала отца.

Они ели, обсуждали учебу девочек. Павел спрашивал о планах предстоящей свадьбы Наташи, и Наташа, как ни странно, отвечала отцу без колкости и агрессии. Ужин был закончен, и Павел обратился к Александре.

— Шура, если что нужно будет по дому делать, ты говори, я приду и сделаю. И вдруг Шура, сама того от себя не ожидая, сказала. — Зачем приходить, Паша? Ты не уходи, оставайся и делай.

Вот так просто сказала и все, а у самой сердце бьется так громко, и ей кажется, что все за столом слышат, как оно стучит. Боится услышать от Павла. — Нет, я ухожу к Павушке.

— А кто ее осудит за просьбу к мужу остаться? — Это ее семья, и она сама решает, простить Павла или нет. Павлу показалось, что это ему послышалось, и дочери переглянулись между собой, и Наташа удивленно вскинула брови на мать, а Лидочка подбежала к отцу, обняла его и тихо сказала, но все услышали. — Останься, папа, не уходи, скоро Вовка из армии вернется, и мы, как и прежде, будем вместе.

Он остался, вот надо было ему уходить к Павлине, а ведь всю свою сознательную жизнь он стремился к Павушке, думал Павел. Наверное, надо было, чтобы навсегда поставить точку в этих отношениях, чтобы понять, что его семья вот она, где его дети и его Шура, скромная учительница математики, а не там, где яркая, вечно чем-то недовольная, его кума Павла. Его мать была права, что таких, как Шура, одна на миллион, а таких, как Павлина, пруд пруди.

Шура, вроде бы, должна радоваться возвращению Павла в семью, а вот нет у нее радости, как будто прошлись по ее душе грязными башмаками, и грязь-то такая невозможно отмыть. Вроде бы и простила Шура Павла, но забыть такое невозможно. Память упорно возвращает Шуру в те дни унижения и обид, и напоминает ей о том, что Павел никогда ее не любил, а любил их куму Павлину.

Так что, теперь, выходит, полюбил, раз вернулся, или жизнь с Павлой показалась не такой, какую он себе намечтал? Шура попросила остаться, и он остался. А где уверенность в том, что он не возобновит встречи с Павлиной, а если она его позовет, и он вновь побежит к ней, ведь столько лет за ее спиной была эта любовная возня мужа с кумой, поэтому всякое может произойти. Доверие Шуры к Павлу ушло, а как можно верить человеку, который всю их совместную жизнь предавал ее? Александре казалось, что все ее обсуждают и осуждают за то, что она простила Павла.

Но какое ей дело до всех? Это жизнь ее и ее семьи. Когда любопытные совали нос в ее семейные дела, и вы спрашивали по поводу возвращения Павла, она понимала, что это не участие, а просто людское любопытство, поэтому говорила, я не хочу обсуждать свои семейные дела. За это ее посчитали гордячкой.

Как же, обычно женщины жалуются на мужей, рассказывают, а тут ты смотри, не хочет обсуждать, поэтому Павел и уходил от нее. Кто же сможет столько лет терпеть такую гордость? Людям только попади на язык, они, если им что не так, все с ног на голову перевернут. И теперь многие даже защищали Павла и оправдывали его поступок.

Конечно, Паша обыкновенный шофер, а она учительница, вот и загорделась. До Шуры доходили сплетни, но она старалась не реагировать на них. Обидно, конечно, но от людей не скроешься.

Да благо еще, что нужно готовиться к сватовству Наташи, и поэтому мысли и дела по этому поводу отвлекали Александру от сплетен и от теперешних отношений с Павлом. По Павлу не скажешь, что он чувствовал себя виноватым, потому как вел он себя, как и прежде, до ухода к павлине. Ему не привыкать, думала Шура, он всю жизнь валандался с кумой и никогда не чувствовал себя виноватым.

В его жизни ничего не изменилось. Это в моей жизни изменилось все, и надо с этим как-то жить. Только кто бы подсказал, как.

Интимные отношения с Павлом тоже не радовали Шуру. Когда она не знала о связи мужа с кумой, для нее близость с Павлом были радостью, подтверждением их любви. Теперь, когда она знает, что любви-то и не было, и вряд ли она вдруг появилась, ей не хотелось близости с мужем.

Она под разными предлогами избегала ее, но когда она все-таки происходила, то Шура не испытывала радость. Напротив, у нее появилась брезгливость к телу Павла. После постели она подолгу стояла под душем.

Ей хотелось смыть с себя все прикосновения Павла, запах его тела. Она задавала самой себе вопрос, зачем я позвала его назад, в семью, и сама себе отвечала – ради детей, ради семьи, ради того, чтобы у моих внуков был дедушка. Подготовка к сватовству шла полным ходом.

Павел наводил порядок во дворе, в гараже. Дочери и жена делали генеральную уборку в доме. В окно кто-то громко и настойчиво постучал….